Жена смотрителя зоопарка - [26]

, заодно с другими: «А что вы будете делать с опасными животными? Предположим, ваши звери разбегутся во время воздушного налета» – и все в таком духе. Это ужасные мысли. Видение, в котором Берлин и мой зоопарк бомбят англичане, – мой персональный кошмар. Не хочу даже думать, что может случиться с другими европейскими зоопарками, если их разбомбят. Наверное, поэтому мне так тяжело видеть ваши потери, друзья мои. Это ужасно, и я сделаю все, чтобы вам помочь.

– Германия уже разворачивается в сторону России…

– И вполне закономерно, – сказал Гек, – однако сломить Россию невозможно без помощи Англии, а в нынешней ситуации, когда Англия стоит на другой стороне, наши шансы на победу очень малы.

Антонина внимательно вглядывалась в Гека – слишком много было поставлено на карту. Пока на его лице быстро сменялись разные чувства, он мог нечаянно выдать страх или стыд за свою заведомую ложь. Война подорвала ее доверие к людям, однако Гека, по-видимому, действительно потрясло разорение Варшавы и их зоопарка. Кроме того, Антонину удивило, что он без энтузиазма говорит об идеях Гитлера, – более того, она сочла такие слова от должностного лица Третьего рейха попросту шокирующими. В особенности потому, что в довоенные времена Гек редко делился своими политическими взглядами и не распинался насчет «германской непогрешимости». Тем не менее уже скоро он увезет ее рысей и других животных в Германию, чтобы, как он пояснил, «заботиться о них», возьмет их «взаймы», так сказать, а у нее действительно нет выбора – лишь соглашаться, проявлять дружелюбие и надеяться на лучшее.

Глава десятая

Тот Лутц Гек, который предстает перед нами в соответствии с его собственными записями и поступками, непостоянен, как флюгер: когда нужно – обворожительный, когда нужно – хладнокровный, свирепый или ласковый, в зависимости от его личных целей. И тем более удивительно, что Гек-зоолог решил проигнорировать признанную теорию о жизнеспособности гибридов – межвидовое скрещивание усиливает кровную линию. Он должен был знать, что полукровки наделены лучшей иммунной системой, у них больше скрытых генетических возможностей, тогда как у близкородственных особей, какими бы «совершенными» они ни были, любая болезнь, убивающая одно животное, грозит стереть с лица земли всех остальных[27], – именно поэтому зоологи старательно ведут племенные книги животных, находящихся под угрозой вымирания, таких как гепарды и зубры, и стараются получать самые стойкие гибриды. В любом случае в далеком прошлом, задолго до того, как появились арийцы, наши предки жили в одном мире с другими гоминидами и межвидовое скрещивание между соседями имело место, отчего появлялись более жизнестойкие и плодовитые потомки, которые благополучно выживали. Все современные люди являются выходцами из этого крепкого, многослойного коктейля, точнее, из узкого генетического горлышка, в котором булькало всего-то около сотни индивидуумов. Согласно проведенному в 2006 году исследованию митохондриальной ДНК[28], евреи-ашкенази (около девяносто двух процентов всех евреев мира на 1931 год) происходят от четырех женщин, которые мигрировали с Ближнего Востока на территорию нынешней Италии во II–III веках. Всех представителей человечества можно возвести обратно к генному набору одного человека, кто-то считает – мужчины, кто-то – женщины[29]. Трудно себе представить, конечно, что путь нашего развития был именно таким, однако потому мы и чудо природы.

Возможно, потратив десятилетия на наблюдения за дикой природой, Гек считал этнические чистки обязательной гигиенической процедурой, способом оздоровления, а замещение одной генетической линии другой, более совершенной, напоминало ему драму, которая разворачивается повсеместно в царстве животных. Обычный сценарий – возьмем в качестве примера львов – состоит в том, что агрессор вторгается в соседний прайд, убивает самца-вожака, уничтожает его молодняк, спариваясь с самками, чтобы таким образом продлить собственную генетическую линию, и присваивает территорию предыдущего самца. Человеческие существа, способные на разные уловки и ухищрения, но при этом отягощенные моральными нормами, прикрывают такие инстинкты терминами вроде «самозащита», «вынужденная необходимость», «верность», «благосостояние общества» и т. д. Нечто подобное происходило в 1915 году, во время Первой мировой войны, когда турки истребляли армян; в середине девяностых годов ХХ века, когда сербы-христиане в Боснии начали уничтожать местных мусульман; в 1994 году в Руанде, когда были убиты сотни тысяч людей (а женщины изнасилованы) в ходе борьбы между народностями хуту и тутси.

Холокост был иным, куда более тщательно продуманным, высокотехнологичным и методичным, но в то же время и более примитивным, как настаивает биолог Леконт дю Нуи в работе «La dignité humaine» (1944): «Преступление Германии есть величайшее из преступлений, какие знал мир, потому что оно измеряется не по шкале истории: оно измеряется по шкале эволюции». Нельзя сказать, что люди никогда не вмешивались в ход эволюции, – мы знаем, что были истреблены многие виды животных, и мы вполне могли сделать то же самое и с отдельными линиями рода человеческого. Но все-таки то, что делается бессознательно, не является неизбежным – иногда мы все же накидываем узду на свои животные инстинкты, мы не всегда играем по правилам природы. Без всякого сомнения, двойной императив Гитлера по поводу очищения линии крови и одновременного захвата территорий