Жена ростовщика - [2]

– Ух ты. Я и не заметил. Весь воротник потерт.

Крышка, подумал я. То, что воротник побит, я и сам знал.

– Да, здесь уж ничего не поделаешь. Самое большее могу дать половину.

Это тоже было неплохо. Но мне почему-то показалось, что и мое человеческое достоинство срезали наполовину.

Женщина (сейчас, рядом с мужчиной, она выглядела настоящей хозяйкой), достав из сейфа деньги и отсчитывая их, посмотрела на меня и снова улыбнулась. Я взял деньги, чувствуя, что совершаю нечто постыдное.

На что я употребил эти деньги – не помню. Помню только, что прошло лето, прошла осень, наступила зима, а у меня не возникало желания выкупить пальто.

Я вносил проценты, закладывал еще вещи, выкупал заложенные в других местах и относил их в эту лавку.

Каждый раз женщина, посмеиваясь украдкой, разговаривала со мной. В лавке было тихо и уныло, как в храме. В глубине виднелась толстая железная дверь, как у сейфа, которая вела в хранилище. Оттуда тянуло холодом и затхлостью мертвечины вперемешку с запахом плесени. Но стоило женщине улыбнуться, и сразу же все вокруг оживало, точно зажигали светильник, и лавка приобретала жилой вид, становилась уютной.

Я понимал, что мне нужно быть осторожным. «Папаша» почти никогда не показывался, но мне не следовало забывать, что, каждый раз, когда я любуюсь улыбкой женщины, где-то за ее спиной маячит верзила, то ли чересчур великодушный, то ли чересчур лукавый – не понять.

Сказанное мной может создать впечатление, что я влюбился в жену ростовщика. Нет, ничего подобного не случилось. Правда, если бы меня спросили, что такое любовь, я бы не смог ответить, но, так или иначе, я почему-то теперь неизменно пользовался только этой лавкой. Можно сказать, видимо, так: тот, кто занимает деньги, непроизвольно стремится завоевать доверие того, кто их дает, и поэтому всегда снедаем желанием понравиться ему, а это уже движение сердца, близкое любви. Бывая в лавке, я всегда поражался этому.

Когда кончились летние каникулы и я пошел в лавку выкупить свою форму, бледная женщина, сидевшая, подперев щеку рукой, спросила дружески:

– Вы в кого-то влюблены?

– Почему вы так думаете?

– Зачем бы вам столько денег, не будь любимой девушки?

Захваченный врасплох, я не знал, что ответить. Женщина сказала, что я не иначе как где-то прячу любовницу, если по дороге из родительского дома в университет так часто забегаю к ростовщику. А у меня никакой любовницы не было, и я решительно тут же заявил, что она ошибается.

– Но вы же не девственник?

– Разумеется.

– Да, немало беспокойства доставляете вы своим родителям.

Меня прямо передернуло. Вам-то какое дело, хотел я ей сказать.

Взглянув на нее, я увидел, что лицо ее покрылось капельками пота. Мне стало не по себе. Наверно, она вся потная, до белоснежного воротничка, выглядывающего из-под кимоно. И в ее склоненной фигуре, во всем ее облике с неведомой прежде силой я вдруг ощутил Женщину.

Начался новый семестр, но в моей жизни ничего не переменилось. Я по-прежнему и от учебы отлынивал, и беспутничал, но без всякого удовольствия.

Мать все беспокоилась, что у меня такие приятели, как Г., но к тому времени все они уже покинули меня. Я не был столь отчаянным, как они, мне не хватало целеустремленности прилежно идти «дорогой беспутства». Был у нас один дальний родственник, который никогда в жизни не работал, не женился и в конце концов, растеряв все свое имущество, умер, будучи факельщиком на похоронах.

– Ты тоже хочешь стать таким же? – без конца повторяла мать и обращалась со мной так, будто я и в самом деле похож на этого родственника. Она махнула на меня рукой и была бы, наверно, довольна, если бы из меня и в самом деле ничего не вышло. В общем, жена ростовщика зря меня упрекала. Во всяком случае, если я и был плохим сыном, то не по своей вине.

В конце концов я даже перестал ездить на «экскурсии».

Я даже подумать не мог о том, чтобы через весь город тащиться до того самого района на окраине и, израсходовав накопившуюся энергию, снова добираться домой. Мне стало намного приятнее сидеть в лавке ростовщика и разговаривать.

Женщина, видимо, решила, что на своих «экскурсиях» я заразился дурной болезнью и теперь лечусь. Она спокойно рассуждала об этом и даже сказала, что прекрасно понимает меня – с ней, мол, тоже когда-то случилось такое:

– Вот почему я не могу иметь детей. Сейчас успокоилась и не так уж хочу ребенка, а прежде…

Мне было интересно узнать, чем она занималась раньше, но спросить не решался.

О ее муже (а может быть, совсем и не муже, а хозяине) мне было известно и того меньше. Видимо, у него было много разных лавок, разбросанных по городу, и он каждый день бывал то в одной, то в другой, но, так ли это на самом деле, я точно не знал.

Однажды женщина, предлагая мне билет в кино, сказала:

– Ну что я за раззява. Купила, а пойти не могу.

Я подумал, что ее слова говорят не только о ее нынешнем положении, но и прошлом тоже, и, чтобы подбодрить ее, сказал:

– Почему не можете? Разве нельзя попросить, чтобы кто-нибудь присмотрел за лавкой?

– Но одной идти… Вы не составите мне компанию?

– Если подхожу вам – с удовольствием.

Но женщина, как и следовало ожидать, смеясь, покачала головой. Я не сомневался, что так и будет. Она верна своему мужу, мне это было приятно, но в то же время и обидно, что не смогу пройтись с ней по улице.