Жена чародея - [16]

Верран было трудно и понять, и представить себе такое, потому что у нее самой имелись десятки друзей и подружек и она в них души не чаяла; по крайней мере, так обстояло дело до ее замужества. Она исподтишка посмотрела на мужа. Выражение его лица было даже трезвее всегдашнего, и она лишний раз удивилась тому, что великий Фал-Грижни удосуживается отвечать на ее детские вопросы. Хотя, возможно, статус жены и обеспечивал ей определенные привилегии. Ей и в голову не приходило, что ему, не исключено, нравится держаться столь свободно и раскованно, не тая своей антипатии к расе людей, представителем которой он все-таки являлся.

— А тот, кого убили, случайно, не был Рев Беддеф? — не без опаски задала Верран очередной вопрос.

Рев Беддеф был высокопоставленным чародеем в Совете Избранных; на него набросилась разъяренная городская толпа. Его заковали в цепи и сбросили с крепостной стены Вейно в стремнину.

— Это был он.

— Какая чудовищная история! Я так и не поняла, как такое вообще могло случиться? И за что люди так ненавидели его?

— Его ненавидели, потому что в городе систематически распускали слухи, согласно которым Рев Беддеф и многие другие члены Совета Избранных использовали Познание для того, чтобы внушить герцогу Повону мысль о необходимости повысить налоги. В ту пору чернь особенно разъярилась и потребовала жертву, чтобы выместить на ней собственное разочарование. А Рев Беддеф, как никто другой, подходил на роль этой жертвы. Таким образом, гнев низов был отвлечен от настоящей мишени.

— Но это же не принесло никому никакой выгоды! О чем только люди думали?

— Люди, мадам, вообще не думают. Время от времени они действуют, и происходит это, как правило, по призыву того, кто стал — пусть и совсем ненадолго — их вожаком. В данном конкретном случае толпу призвали к насилию личные враги Рева Беддефа, которые являются также и моими заклятыми врагами.

— Вы хотите сказать, лорд, что такое может случиться и с вами? На вас могут напасть на улице?

До сих пор ей и в голову не приходило, что Грижни может оказаться уязвимым, как самый обыкновенный смертный. От него так и веяло неприступностью и неуязвимостью.

— Это не исключено, — безучастно ответил он. — Но, в отличие от Рева Беддефа, который тратил творческую энергию на изобретение самовозводящихся пирамид, я создал средства личной защиты.

— И что это за средства?

— О, они весьма многочисленны. С одним из них вам уже довелось столкнуться. — И в ответ на ее недоуменный взор, он добавил: — В Черной комнате. То есть в той комнате, в которой я вас только что нашел.

— Но это было чудовищно! Просто чудовищно! Я никогда не видела и не чувствовала ничего подобного!

— Надеюсь, что так. Тьма в Черной комнате…

— Какая она душная! Какая тошнотворная! Я даже не могу описать вам, что я там ощутила.

— Эта тьма, — с поразительным терпением продолжил Фал-Грижни, — которая ассоциируется со смертью и с ядовитым распадом света, представляет собой мое личное изобретение, причем самого зловещего свойства. Это могучее оружие, которое я в урочный час смогу обрушить на головы своих врагов. Но в моем распоряжении имеются и другие ресурсы. Если потребуется, изобретенный мною Ледяной Щит накроет весь дворец Грижни. Будьте уверены, я сумею постоять за себя и за своих близких!

— Постоять за себя — но против кого? Кому вы бросаете вызов? — Она помедлила. — Тот человек, который попытался напасть на вас вчера…

— Это был несчастный, разумом которого завладела чужая воля. Он, должно быть, и сам толком не понимал, что делает, и никакой ответственности он за это нападение не несет. Боюсь, он всего лишь понапрасну напугал вас, мадам.

— Ах нет, милорд. Совсем он меня не напугал. Когда прямо передо мной как из-под земли вырастает размахивающий ножом безумец, меня это не пугает, а только забавляет.

Грижни не без интереса посмотрев, на нее.

— Во всяком случае, таких людей вам бояться и впрямь не стоит. Но, будучи моей женой, вам следует предельно остерегаться Глесс-Валеджа и Хаика Ульфа. Они теперь стали и вашими врагами. Да и на благосклонность герцога рассчитывать не приходится.

— Я это заметила. Но почему его высочество не любит вас?

— Ему известно, что я распознал его слабость и некомпетентность в качестве правителя. Более того, он и зависит от Избранных, и трепещет перед ними. Хотя и то, и другое не сулит ему ничего хорошего.

— Но вы же не сказали ему об этом в открытую!

— Напрямую не сказал. Но и взглядов своих от него таить не стал. Я, знаете, не царедворец.

«Чего нет, того нет», — подумала Верран. А в ее собственном роду все мужчины были сладкоречивыми дипломатами. И бесстрашная прямота мужа повергала ее прямо-таки в отчаяние. Честность — это, конечно, хорошо, но…

Вслух она спросила:

— А что с Глесс-Валледжем?

— Ищет славы и благосклонности герцога. Умен, тонок и бесконечно подл — такое вот сочетание.

— А Хаик Ульф?

— Он ненавидит и боится Избранных. Ему не нравится их вмешательство в светские дела. Он воин и аристократ, уверенный в том, что все дела государства должны решать аристократы и воины. Воображение у него отсутствует, подлинный ум тоже, я о нем самого невысокого мнения и считаться с ним не намерен, — без обиняков пояснил Фал-Грижни.