Жена башмачника - [145]

Оглядываясь назад, Чиро в полной мере мог оценить их доброту и сделанный ими выбор. Мальчиком он поражался, как это женщина выбирает монашеское одеяние, отказывается от огромного мира, раскинувшегося за стенами монастыря, от мужа, детей, от своей семьи. Но они создавали семью внутри монастырских стен. Просто в детстве он этого не понимал.

– Чао, мать Анна-Изабель, – сказал Чиро, поклонившись. – Большое спасибо за Ремо и Карлу Дзанетти.

– Они рассказывали о тебе удивительные истории. Ты работал на них, не жалея сил.

– Я должен был отплатить вам сполна.

Сестра Тереза повела Чиро по длинному коридору, через сад, в кухню. Чиро помнил каждую доску в полу, каждый завиток резьбы ореховых дверей. Сад уже был укутан к зиме мешковиной, виноград собран. Увидев распахнутую дверь кухни, подпертую тем же старым котлом, он рассмеялся.

– Знаю. Мы здесь почти не изменились. И не должны были.

Сестра Тереза, надев фартук, встала за кухонный стол. Чиро выдвинул табурет и сел. Она достала из корзины с хлебом багет, намазала кусок свежим маслом и протянула ему. Вместо стакана молока поставила стакан вина.

– Расскажи, почему ты здесь.

– Моя жена не сообщила в письме?

– Просто написала, что тебе нужно приехать домой. Почему сейчас?

– Я умираю. – Его голос дрогнул. – Знаю, у вас тут, в монастыре, это обычно хорошая новость – потому что у монахинь есть ключи от вечной жизни. Но для меня, скептика, эта новость – худшая из возможных. Я пытаюсь притворяться, что этот миг никогда не наступит, и таким образом выигрываю время, но часы тикают, я вспоминаю правду и впадаю в панику. Я не молюсь, сестра, а паникую.

Выражение лица сестры Терезы изменилось.

– Чиро, я надеялась, что из всех людей, которых я знала и о которых молилась, всех-всех, именно у тебя будет долгая жизнь. Ты заслуживал ее. И ты всегда понимал, как быть счастливым, поэтому ты бы не растратил долгую жизнь впустую. Ты бы использовал время мудро. – И затем, как хорошая монахиня, она завернула эту печальную новость в свою веру, как в теплое одеяло. Сестра попыталась убедить Чиро, что ему уготована вечная жизнь. Она хотела, чтобы он верил, потому что надеялась – вера одолеет болезнь. – Ты должен молиться.

– Нет, сестра. – Чиро слабо улыбнулся. – Я плохой католик.

– Но хороший человек, а это важнее.

– Надеюсь, священник вас не услышит.

Она улыбнулась:

– Не волнуйся. У нас теперь отец д’Алессандро из Калабрии. Он почти глухой.

– Что случилось с доном Грегорио?

– Уехал на Сицилию.

– А не на Эльбу? Его не отправили в ссылку, как Наполеона?

– Он теперь секретарь настоятеля кафедрального собора при местном епископе.

– Хитрость далеко его завела.

– Согласна. – Сестра налила себе воды. – Хочешь знать, что случилось с Кончеттой Матроччи?

Чиро улыбнулся:

– Это история со счастливым концом?

– Кончетта вышла замуж за Антонио Баратту. Он теперь доктор. Живут в Бергамо, у них четверо сыновей.

Отведя взгляд, Чиро подумал, насколько изменилась жизнь всех, кого он знал, – и его собственная. Даже Кончетта Матроччи нашла способ исправить судьбу. Эта мысль вызвала у него улыбку.

– Кончетта Матроччи все еще заставляет тебя улыбаться. – Сестра рассмеялась.

– Не то чтобы очень, сестра. Для меня сейчас важно другое. Я волнуюсь перед встречей с братом. А еще больше – перед встречей с матерью. И хочу навестить семью своей жены – обещал Энце добраться до Скильпарио. Сильно ли изменились горы?

– Совсем не изменились. Пойдем со мной, – сказала сестра. – Хочу показать тебе, как я исполняю свои обещания.

Чиро вслед за сестрой Терезой обогнул кухню и оказался на монастырском кладбище.

Он остановился у маленького надгробия, находившегося у самых ворот.

– Бедный Спруццо, – сказал Чиро. – Скитался, как сирота, пока не встретил такого же сироту.

– Нет, вовсе не бедный. Он прожил счастливую жизнь. Ел получше священника. Я давала ему отборные куски мяса.

– Святой Франциск бы одобрил, – улыбнулся Чиро.

Когда здешнему священнику выделили автомобиль, старую повозку передали в распоряжение монастыря. Лошадь для нее пожертвовал местный фермер. Запрягая лошадь, Чиро думал о жене, которая куда лучше управилась бы со сбруей и поводьями.

Взобравшись на сиденье, Чиро направил лошадь вверх по Пассо, в Скильпарио. Он вспоминал, как в первый раз поцеловал Энцу, когда они были детьми. Чиро рассматривал каждую маргаритку, каждый утес, каждую речушку, будто то были драгоценные камни в бархатной шкатулке, которую мог открыть только он. Как бы он хотел, чтобы Энца сидела сейчас рядом с ним.

После нескольких дней в открытом море и путешествия поездом из Неаполя поездка в деревенской повозке была как чудо. У этого способа передвижения имелся свой особенный ритм, а лошадь вполне могла сойти за дружескую компанию. С ней Чиро чувствовал себя менее одиноким.

Энца рассказала Чиро, где стоит новый дом, что он выкрашен в желтый цвет.

Чиро проехал по главной улице мимо места, где впервые поцеловал Энцу. На Виа Скалина он узнал старый дом Раванелли и конюшню, где в вечер похорон Стеллы Энца запрягала лошадь, чтобы отвезти его назад в монастырь. Деревянные ставни на окнах конюшни были закрыты.