Жемчужины Подмосковья - [7]

«Мое Захарово»

Александра Пушкина впервые привезли в Захарово в 1805 году, когда ему исполнилось шесть лет. Стоял тихий теплый летний вечер, когда Пушкины прибыли в сельцо. Из Москвы отправились еще утром, останавливались на отдых и обедали, пили чай в большом селе Перхушкове и вот, наконец, приехали.

Утром Александр выбежал из дома. Нянька Арина Родионовна испуганно крикнула было: «Куда же вы это, батюшка, Александр Сергеевич, не умывшись да не покушавши»… Но он уже бежал по расчищенным дорожкам липового парка к пруду. Еще вчера вечером, когда подъезжали, он приметил его. Тогда в сумерках воды тускло и темно отсвечивали. Сейчас вода казалась совсем прозрачной. От набегающего ветерка появлялась серебристая рябь.

Пруд показался ему необычайно большим. Такого он никогда не видел. Настоящее море! Там, где кончался пруд, был мост, через который проходила дорога в деревню. Виднелись серые избы, крытые соломой, за ними темной стеной стоял дремучий лес.

Усадебный дом располагался на пригорке. На берегу росла старая липа, к ней была приделана скамейка, и он уселся на нее, заболтав ногами. Но тут, всплеснув руками, подбежала к нему нянька: «Ах, я, старая! И неведомо мне окаянной, что пруд здеся! Не ровен час утопится дите!»

Он упирался, плакал, не хотел уходить, но она тащила его в дом. Появились недовольные и встревоженные родители.

Так ли было это или не так? Кто может теперь поведать, как началось первое знакомство Пушкина с подмосковным сельцом Захаровом, купленным ого бабушкой Марией Алексеевной Ганнибал? Но одно несомненно - это была первая деревня, виденная Пушкиным, в ней познакомился он впервые с русской действительностью, гениальным певцом которой стал.

Какое доброе дело сделала для него бабушка Мария Алексеевна Ганнибал! Ведь и купила она сельцо с думой о любимом ее внуке Сашеньке, бывшем совсем нелюбимым своими родителями за непоседливость, вспыльчивость и обидчивость, за то, что смуглый и курчавый, слишком походил на арапчонка. И если мать, Надежду Осиповну, по праву называли «прекрасной креолкой», то сын все же подчеркивал ее арабско-негритянское происхождение.

Нянька не могла угнаться за ним, но вскоре они помирились. Сашенька дал слово и держал его: близко к пруду не подходил, Арина Родионовна успокоилась. Он лишь издали любовался зеленой изменчивой гладью.

Пройдут, промчатся десять лет, он начнет писать стихи и в них опишет Захарово в послании к лицейскому товарищу Юдину. Поэтические послания тогда были (с легкой руки Василия Андреевича Жуковского и дяди поэта, Василия Львовича Пушкина) очень модны, и писали их даже многие лицеисты. Впрочем, пушкинское послание блистало поэзией:

«Мне видится мое селенье,

Мое Захарово, оно

С заборами в реке волнистой,

С мостом и рощею тенистой

Зерцалом вод отражено.

На холме домик мой; с балкона

Могу сойти в веселый сад.

Где вместе Флора и Помона

Цветы с плодами мне дарят.

Где старых кленов темный ряд

Возносится до небосклона,

И глухо тополи шумят».

Знать, на всю жизнь врезалось Захарово ему в память, коль он описал его так живо, выпукло и подробно, что мы будто и сейчас все видим…

Теперь, когда он пригляделся к пруду, тот показался уже не морем, а рекой. Длинный-длинный, он и сейчас похож на большую реку. В камышовых зарослях, как и тогда, плещутся утки. А вон там, на пригорке и стоял тот самый дом…

Сказки няни Арины Родионовны, может быть, маленький Пушкин слушал не впервые. Но здесь, вблизи леса, с его волшебным сумраком они звучали особо таинственно.

Потом, когда грустил он по невозвратному детству, часто вспоминал их. Его укладывали спать, и бабушка или няня садились около. Он не засыпал, пока не начиналась сказка.

«Ах! умолчу ль о матушке моей!

О прелести таинственных ночей,

Когда в чепце, в старинном одеянье,

Она, духов молитвой уклоня,

С усердием перекрестит меня

И топотом рассказывать мне станет

О мертвецах, о подвигах Бовы…»

Простой глиняный светец озарял глубокие морщины лица п висящий на стене прабабушкин чепец. Наконец спускался тихий сон.

«Тогда толпой с лазурной высоты

На ложе роз крылатые мечты,

Волшебники, волшебницы слетали…

И в вымыслах носился юный ум…»

Недалеко от Захарова находилась усадьба Голицыных Большие Вяземы. Некогда принадлежала она Борису Годунову, от времен которого уцелела церковь, звонница и искусственные пруды.

Родители Пушкина были дружны с Голицыными, и в дни церковных праздников, после службы в местной церкви, по обычаям соседства заходили во дворец Голицыных, сооруженный в XVIII веке. Голицыны были богатые, родовитые дворяне. В гостиных маленький Пушкин мог видеть Наталью Петровну Голицыну, много позже он знал ее уже зловещей старухой и запечатлел в «Пиковой даме». Хозяин усадьбы впоследствии примет участие в войне 1812 года, получит тяжелые ранения, от которых и умрет в своей усадьбе.

При Пушкине, да и много позднее (до недавних дней) на фасаде церкви можно было прочитать пол; ские надписи. Это оставили свои имена солдаты Лжедмитрия, который, узнав, что усадьба принадлежала свергнутому им Борису Годунову, с особым удовольствием охотился и пировал здесь. Когда Пушкин будет писать «Бориса Годунова», он мысленно возвратится к детским впечатлениям от Больших Вязем, и все слышанное и виденное оживет в стройных и величавых картинах.