Жемчужина - [9]

Строфа 10

Сверкали камушки на дне — чудесная река, дно которой усыпано драгоценными камнями, встречается, и в рыцарских романах (Флорис и Бланшефлер), и в жанре путевых заметок. Описана таковая у Данте (Рай XXX.61–9). См. комментарий к стрф. 12.

Строфа 11

Крылатая, свершая круг / Судьба…/ Поднимет вновь, низринет снова. — первая строфа третьего цикла завершается знаменательным пассажем, открывающим еще одну тему — тему судьбы, фатума, колеса фортуны, поднимающего героя на вершины духовные и вновь низвергающего на землю. См. комментарий к стрф. 1, 2, 23.

Строфа 12

Река обозначала край — река всегда воспринималась как естественная граница не только между земными владениями, но и между мирами. Разница в том, что граница между мирами (к примеру, Стикс) не может быть преодолена человеком во плоти (Орфей или Геракл — исключения, лишь подтверждающие этот закон). Путь героя Жемчужины по существу есть зеркальное отражение пути Орфея. Однако здесь есть и существенные различия — см. комментарий к стрф. 27

Строфа 13

обонпол — на той стороне, по ту сторону

страхи ли, чудеса ли — все одолею… — решимость воистину рыцарская! Здесь герой напоминает не только Орфея, но и сэра Орфео, бесстрашно входящего в подземное царство фэйери (см. «Сэр Орфео»). Однако рыцарство это в контексте всей Жемчужины и даже последующих трех строф выглядит несколько комично. Такая же ситуация возникает а конце поэмы. См. стрф. 97.

Строфы 14–15 — 16

Вот он, поворот колеса Фортуны, — герой встретил Жемчужину и испытывает новый эмоциональный перепад — от ребяческого все одолею до снова страхом я объятый — со всей гаммой чувств, причем написанной так, как может написать только великий мастер.

Строфа 17–18

Описание традиционного платья молодой аристократки XIV века. (см. комментарий кСэру Гавейну)

Гербовой лилии подобна — имеется ввиду геральдическая лилия (ирис) на королевском гербе, но за этим просматривается и евангельское «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей своей славе не одевался так, как всякая из них…» (Мат. 6:28–29).

Строфа 19

Но ярче всех одна из них… — пока что эта жемчужина воспринимается как украшение, однако далее (см. стрф. 62 и 92) становится ясно, что она соответствует жемчужине из евангельской притчи: «Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, Который, нашед одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее.» (Матф. 13:45–46).

Строфа 20

Отсель до Греции — в ирландском фольклоре Греция обозначает далекую чудесную страну («тридевятое царство»). А если учесть, что совпадение первой и последней строки (или слова) в стихотворении характерны именно для ирландского стихосложения, то можно предположить, что Автор Жемчужины по меньшей мере был знаком с ирландской поэзией. См. комментарий к стрф. 5.

Венец свой сняв и стан склоня — это жест смирения и почтенья перед старшим. Однако, готовясь попенять отцу за его заблуждения, дочь вновь надевает жемчужную корону (стрф. 22)

Строфа 21

С пятого цикла начинается собственно богословская часть поэмы. Но пока еще это не диспут, требующий от участников смирения, и даже не проповедь, а скорее отповедь: дочь отчитывает отца, который по закону жанра должен играть роль простеца, профана (то же, что доктор Ватсон при Холмсе). Однако Автор наделил его таким живым характером, что впечатления ходульности, обычной для такого персонажа, вовсе не возникает.

Я в горе был, я был в досаде, / Жемчужный мастер я и ценитель — т. е. ювелир (см. комментарий к стрф. 1). Эти слова обозначают всю глубину духовного невежества, с которой герой начинает свое восхождение — он представляет себя единственным творцом и владельцем своей дочери.

Когда лейтмотив «ценителя» появляется в поэме в третий раз, ювелир отождествляется с купцом из притчи о драгоценной жемчужине — Мат. 13: 45–46. (См. комментарий к стрф. 19, 61.)

Строфа 22

И сероглаза, и светлолица… — см. комментарий к Сэру Гавейну, строка 82.

Строфа 23

Пусть роза смертна — что ж, увы… — роза из символа бренности всего земного, каковым предстает в данной строке, дальше становится символом небесного совершенства — Я прах, я тлен, я куча сора, А ты из королевских роз (стрф.).

Судьбу вы татем называли, Она ж — бесплатный ваш хранитель — мотив судьбы в репликах отца и дочери звучит по — разному. Для сновидца это слепой рок, который, как вор, уносит самое дорогое, а для Жемчужины — Провидение.

Вы горе чтили, радость гнали — Вы, сэр, не истинный ценитель — этот упрек дальше будет повторяться в различных вариациях как одна из основных тем. (См. комментарий кстрф. 29, 30). Вторая тема — милость (см. стрф. 52).

Строфа 24.

Я думал, ты ушла навечно… и т. д. — тирада, изобличающая «потребительское» отношение героя к Богу, служит отправной точкой для дискуссии еще на одну тему: осправедливости и милости (См. комментарий кстрф.)

Строфа 25–26

Дочь отвечает не без язвительности, противопоставляя словеса отца Слову Божию, физическое зрение духовному видению, и завершает эту часть своей речи формулой:

И тот не благ, кто словоблудит, / Кто верит слишком осторожно, / Кто истину рассудком судит!