Жемчуг северных рек - [32]

8. Первая проба

Как ни ждали её, Кереть открылась их взорам совсем неожиданно. Тянулся-тянулся сосняк-беломошник — и вдруг простор. Небо раздвинуло над головами кроны деревьев. Ветер, гуляющий по лугам, отогнал комаров. Солнце, горевшее в вышине, осушило на лицах пот.

— Пришли-и-и…

Отсюда, со взлобка, уже было слышно, как в низине журчала река. Пахло цветущей таволгой, дурманило голову ароматом лугов.

Тишка вытянулся на земле, и ноги у него загудели, как телеграфные столбы. Правда, гуд телеграфных столбов можно слышать, а как гудят налитые усталостью ноги, дано лишь чувствовать.

Митька приспособил ручки коляски на обомшелую, изъеденную жучком колодину, чтобы Николу не запрокидывало на спину. Но Никола не захотел сидеть. За дорогу он натерпелся неудобств, и у него, наверное, занемели и спина, и ноги.

— Мить? — спросил он. — А правда, жить лучше, чем умирать?

Митька махнул на него рукой и повалился в траву:

— Не знаю, что и лучше сейчас.

Алик со Славкой, потоптавшись на косогоре, ринулись вниз, к реке. Тишку тоже едва не сорвало с места, но ему неловко было оставлять Митьку, и он, переборов себя, не побежал за ребятами. Митька лежал лицом к земле, распластав руки, будто обнимая пригорок. Рубашка на спине была мокрой от пота. Тишка посочувствовал ему и спросил:

— Руки-то не болят?

Митька поднял голову, обвёл взглядом пригорок:

— А где кладоискатели наши?

Тишка деланно будничным голосом ответил:

— Да уж, наверное, жемчуг ловят.

Митька моментально вскочил:

— А чего же они одни-то?

— Наверно, думали, что мы с тобой спим.

Митька сграбастал Николу в охапку, усадил на шею и медленно, оступью, спустился с пригорка. Тишка увязался за ним.

Трава на лугу была Тишке до плеч, можно в прятки играть: спрячешься — и не найдёт никто. Да и сам-то выберешься из неё на простор только по примятому собою же следу.

Трава стояла нетронутой стеной. Она даже наполовину выпрямилась и там, где только что пробирались через неё Алик со Славкой.

Никола с Митькиных плеч закричал:

— Я их вижу, они купаются!

Алик со Славкой и в самом деле бегали по берегу в трусиках. Рубахи и штаны валялись комом на песчаной отмели.

Река была здесь бурлива, неширока. Дно просвечивало камешником. Камни кое-где выпирали из воды, и она кипела вокруг них ключами.

— Ну, много жемчугу-то? — не удержался, крикнул им Тишка.

Алик, возбуждённый, подбежал к Митьке.

— Должен быть! — запалённо выдохнул он. — Вот! Жемчужницы!

В руках у него чернели обгоревшими картофелинами продолговатые раковины.

— И в них — жемчуг? — не поверил Тишка.

Митька, ничего не сказав, спустился к воде, обмыл своё в потных подтёках лицо. Поманил осоловевшего от жары Николу и, несмотря на то что тот увёртывался и кричал, ополоснул ключевой водой и его.

— Славик, поищи-ка сухих валежин, — попросил он Славку. — Надо костёр развести.

Славка оглянулся на Алика, будто спрашивая у него, подтверждает ли он это распоряжение.

— Да, да, Вячеслав, — поддержал Митьку Алик. — Без костра нельзя.

Славик нехотя двинулся по песчаной отмели к возвышающимся над обрывом кустам и деревьям.

— Да ты на взлобок сбегай, где мы коляску оставили, — посоветовал Митька. — Там и топор, если нужно будет, возьмёшь.

— И здесь насобираю. — Славка, заплетаясь ногой за ногу, направился к обрыву, увидев издали обломки сучьев, выброшенные на берег течением.

— А я берёсты схожу надеру, — сказался Митька и, взяв за руку брата, нырнул в траву.

Алик проводил их беглым взглядом, высыпал раковины на песок.

— Ну, как? Впечатляют? — спросил он гордо у Тишки и не утерпел, две раковины взял всё же в руки. Они темнели овалами коричневых полос, похожих на годовые кольца у свежеспиленного дерева. — Здесь всё дно в перловицах! — возбуждённо возвестил Алик.

— В чём, в чём? — будто ослышался, переспросил Тишка.

— В перловицах. — Алик протянул ему раковины.

Так вон о какой перловой приманке говорил на повети Славка… Вон какими перловицами давятся в лугах коростели.

Разочарование Тишки не знало предела: этакого добра ловить не переловить и в Берёзовке. Зачем сюда-то было тащиться? Ведь стоило в Полежаеве спуститься к реке, закатать штаны, зайти по колено в воду — и греби эти перловицы на берег хоть лопатой. Они в Берёзовке всё дно изрыли бороздками. Смотришь на неё — вроде в землю вросла, створки, как рот, полуоткрыла и даже жабры расправила коричневой пиявкой. А в эту щель она выставляет ногу и передвигается по вязкому дну, оставляя за собой долго не замываемый водой след. Вообще-то раковины можно ловить и прямо с берега. Сорвёшь в траве длинный стебель мятлика и, как негнущуюся проволоку, нацелишь его раковине в полуоткрытые створки — она моментально сожмёт их, и тогда её, будто на крючке, тяни из воды, ни за что не сорвётся, сама себя к смерти приговорила. И уж потом, на берегу, сколько ни мочалишь зажатый конец мятлика, как его ни пытаешься расшатать — раковина его не отдаст. Оторвать по надкушенному месту можешь, а вытащить — нет. Открыть силой створки почти невозможно. Если только рядом с травиной вклинишь в сомкнутую щель перочинный ножик и тебе удастся развернуть лезвие поперёк пружиняще тугого зева перловицы, расклинить его, тогда ты увидишь жёлтую мясистую массу, напоминающую застывший студень, и с удивлением обнаружишь, что изнутри створки раковины покрыты переливающимся всеми цветами радуги перламутром. Уж не из него ли жемчуг-то делают?