Жемчуг северных рек - [22]
Голос у него игриво подрагивал. И Тишка вдруг обнаружил, что не только голос, но и глаза у Гомзикова какие-то неестественные, словно он вот-вот вскочит и обрадованно закричит: «А здорово же я провёл вас, ребята!»
Нет, не было повода Гомзикову торжествовать над ними. Пластинка усердно крутилась на диске проигрывателя, и крысы не показывались из своих нор.
Но Тишку-то не обманешь. Он нутром чувствовал неестественность поведения Гомзикова: и к реке с ними ходил — зачем? Чтобы потом посмеяться: вот, скажет, к реке повели — иду, в сушилку не дают заглянуть — терплю, весь в вашей власти. Делаю, мол, вид, что поверил вам.
Тишка невольно попытался проследить за взглядом Гомзикова: может, тот крысу увидел где? Так нет же… Просто смотрит на загруженную зерном шахту.
Тишка решил обойти сушилку вдоль стен: а вдруг у какой-нибудь дыры крыса сидит и дожидается, когда свет погасят. Он, свет-то, и так не ярок, но крыса караулит, когда люди уйдут.
И боже ж ты мой, что Тишка увидел? На каждую дыру сетка из проволочных решёт приколочена. То-то Гомзиков их разыграл… При таком свете и не увидишь: темнеет дыра и темнеет, а проволока слилась с темнотой…
— Тишка, да ты вон в том углу посмотри, там не забито, — сказал Гомзиков и протянул руку к закоптившемуся оконцу. Насмешки в его голосе не было. Вот и пойми его. То прячет глаза, а то, когда уж вроде бы над ребятами можно и посмеяться, говорит серьёзно. — Я там две дыры не успел забить — вы притащились с музыкой… А на остальные решётки набил и крысиду нафукал…
Тишка чуть с кулаками на него не наскочил: Гомзиков сам же утверждал, что крысидом, когда фуражное зерно сушишь, пользоваться опасно.
— Так у меня же с решётками, ребята, — оправдывался Гомзиков. — Они же сюда не проникнут… Крысид знаешь как действует? — спросил он у Тишки. — Она в норе в нём вывозится, начнёт шерсть облизывать — и готова… Если бы не решётки, она бы, конечно, не успев облизаться, сюда выскочила и залезла б в зерно… Тогда — да, опасно…
— Но две-то дыры не заколочены? — вскричал Тишка.
— Не успел, — развёл руками Гомзиков.
— А если бы из них выскочили?
— Ну, ребята, я на вашу музыку понадеялся…
Вот и пойми его, всерьёз он говорит или смеётся над ними.
— Зря вы заколачивали, — строго сказал Алик.
Гомзиков вроде бы и сам не знал, зря он это сделал или не зря.
— Но не помешает же… Для перестраховки… — сказал он, оправдываясь.
— Да вы же испортили всё! — не сдержал себя Тишка.
Гомзиков будто не слышал его выкрика.
— Кто его знает, ребята, — сказал он задумчиво, — может, и в самом деле музыкой можно их вывести… Не знаю… Но я уж по-своему. По своей науке.
Алик отключил проигрыватель от электросети, молча собрал его и толкнул ногой дверь. Славка устремился следом за ним.
— Ребята, да вы на меня не сердитесь. — Гомзиков встал в дверях, и Тишка не знал, как мимо него проскользнуть, ткнулся с одной стороны, с другой, не пройти. — Ребята, вы напрасно обиделись, я против вас ничего не имею, — уговаривал их Гомзиков.
— Ага, не имею, — пропищал сзади Тишка. — А сам всё время посмеивался.
Гомзиков обернулся к Тишке:
— Милые мои, так слыханное ли дело — музыкой крысам на нервы действовать… Спервоначалу-то сомневался…
— Спервоначалу, спервоначалу, — передразнил его Тишка. — А сам и эти дыры заколотишь?
— Заколочу, — чистосердечно признался Гомзиков и вздохнул. — И крысиду в дыры нафукаю…
— Ну, вот видишь. — Тишка чуть не ревел. Было обидно, что уж такое верное дело — из книжек вычитанное! — и то поставлено под сомнение.
Гомзиков был, как никогда, серьёзен.
— Тишка, — сказал он грустно, — дыры-то я, конечно, заколочу, но они ведь, собаки, и в другом месте их прогрызут… Так я в сушилку и музыку проведу… Кто его знает, может, и помогает…
Тишка видел, что глаза у бригадира не врали.
ЖЕМЧУГ СЕВЕРНЫХ РЕК
Повесть
Часть первая
ЖЕМЧУГОЛОВЫ СРЕДНЕЙ РУКИ
По ночам Тишке казалось, что поветь дышит. Не просто дышит, а, как корова, переставшая жевать жвачку, время от времени вздыхает. Тишка выставлял из-под одеяла ухо, насторожённо замирал. Слух различал только мерное посапывание лежавшего рядом старшего брата Славки.
В лугах скрипел коростель, напоминая кряканье утки. Внизу, во дворе, чесалась о ясли корова — ясли расшатанно поскрипывали. Но стоило Тишке снова укрыться одеялом наглухо, как поветь опять начала вздыхать, словно живая.
— Славка!
— Ну чего тебе? — деланно полусонным голосом отозвался брат.
— Ты слышишь ли?
Коростеля-то? — насмешливо спросил Славка. — Слышу… А ты уж его за утку принял?
— Да нет…
Со Славкой разговаривать всё равно что с глухим. Спросишь его об одном, а он тебе совсем о другом толкует.
— Коростель, говорят, по ночам перловиц ловит. — Вот и теперь Славка склонил разговор неизвестно куда.
— Каких перловиц? — не понял его Тишка.
Славка почему-то насторожился, затаил дыхание и опять сделал вид, что засыпает.
Тишка по этому обманному манёвру брата сообразил: о перловицах Славка, видимо, проболтался, выдал чей-то секрет, а теперь пытается следы замести, — сопит, будто и не сказал ничего.
— Вы что, коростелей-то перловой кашей приманиваете? — уточнил Тихон, давая Славке понять, что не отцепится, пока не узнает правды. — На удочку, что ли, будете их ловить?
