Жемчуг северных рек - [20]
— Давайте ещё раз попробуем, — согласился Гомзиков и неожиданно засмеялся. — Я вот на сушилку бежал, так у Егорихина дома козу видел с рогатиной на шее. Хитрущая, видать, скотинка — голову норовит между жердей в огород просунуть, там трава её манит сочная. Да Егориха хитрее козы оказалась: на шею ей рогатину привязала. Та как ни тянется между жердей к траве, рогатина её не пускает… Вот и крыс бы нам так обхитрить.
Славик сразу задумался. Но Тишка-то братца знал — ничего ему путного в голову не придёт. Только и хватает его на то, чтобы на крыс выйти с камнями.
И точно.
— Эх, если бы я с камнями вошёл, так не одну бы прицельным огнём уложил, — похвастался Славик.
Но Тишка-то уже знал, у кого идей полная голова. К Алику Макарову надо бежать. Уж если он беспроволочный телефон изобретает, то и насчёт крыс может чего-нибудь придумать.
У Алика голова варит.
Но и от кошек отказываться пока нельзя. Егорихин кот не зря в деревне прозван Агрессором. Уж он-то от крыс не отступит.
Но и Агрессор, к сожалению, сплоховал. Он сконфуженно встретил Гомзикова у порога сушилки. На носу у него запеклась кровь. Правое ухо безжизненно переломилось надвое. И когда Гомзиков включил свет, ощеренные крысы со вздыбленными загривками опять лениво потрусили к норам.
— Разбой среди бела дня, — только и сказал Гомзиков.
Алик Макаров даже не стал в сушилку и заходить:
— Я могу консультацию и отсюда дать.
— Да ты хоть посмотри, какие они дырищи выгрызли, — уговаривал его Славик. — Ты посмотри, какие потери от них колхоз несёт…
— Я могу представить и без осмотра. — Алик достал из кармана расчёску, взволнил ею «коровий» зализ.
На голоса вышел из сушилки Гомзиков.
— Что за шум, а драки нет? — спросил он, подозрительно оглядывая ребят. Они были как нахохленные воробьи: Славка рвался в помещение сушилки, чтобы в натуре продемонстрировать зазванному сюда башковитому гостю всё, что высмотрел вчера сам, Алик же — в отутюженных брючках, в сверкающих глянцем ботиночках — высокомерничал, упирался и, как казалось Тишке, набивал себе цену.
Тишка обрадовался тому, что Гомзиков вышел к ним на крыльцо.
— Вот Алик Макаров, — сказал он. — Он придумал уже… Он…
Алик и в присутствии Гомзикова продолжал важничать.
— Да вот, позвали, — кивнул он на Тишку и Славика. — Говорят, крыс вы тут расплодили.
— Точно, — подхватил Гомзиков. — Усиленно занимались селекцией… Не изволите ли взглянуть?
— Да нет, зачем смотреть, — то ли не поняв издёвки, то ли сделав вид, что не понял, сказал Алик. — Мне и так всё ясно.
— А то взглянули бы, — настаивал Гомзиков, — Особо породистых я отлавливаю и, как свиньям, подвязываю на шею деревяшку, чтобы ее грызли а не пол. Это благотворно воздействует на нервную систему, сказывается на привесах.
Славка откровенно захохотал.
Тишка ткнул брата и покосился на Алика: а вдруг тот обидится?
Алик стоял насупленный, играл желваками.
— Мне что? Я могу и уйти. — Он знал себе цену.
Тишка дёрнул его за рукав:
— Алик, Али-и-ик… Ты же про пластинки хотел рассказать…
— Ну, если они не хотят, — пожал Алик плечами и покосился на Гомзикова.
Гомзиков стоял чуть в сторонке, и Тишка, наблюдавший за ним, видел, что бригадир то и дело смеживал веки, пряча в глазах насмешливость.
«Не верит, — догадался Тишка. — А зря! Кроме Алика, никому не сообразить».
Славка всё же вовремя одёрнул себя, насторожился.
— Да ты, Алик, чего? — пошёл он на примирительные уговоры. — Ну, бывает же… Смешинка попала в рот. Не обращай внимания. Скажи всё Ивану Сергеевичу, чего нам говорил.
Алику этого было достаточно. Он повернулся к Гомзикову:
— Иван Сергеевич, я думаю, на крыс можно подействовать музыкой.
— Это что, как в той сказке про скрипача, который всех крыс за собой в море увёл?
Гомзиков по-прежнему не скрывал насмешки. Но Алик-то — Тишка знал это! — тоже не лыком шит.
— Да нет, — сказал он спокойно, — Та сказка не опирается на научные сведения… Крысы, наоборот, не любят музыки и за скрипачом никуда не пойдут…
— Ну, так зачем же и огород городить? — опять не сдержал ухмылки Гомзиков.
Алик прочертил носком ботинка черту — излюбленный его жест.
— Знаете, Иван Сергеевич, — сказал он, — дело в том, что крысы очень болезненно реагируют на музыку. У них даже случаются от неё эпилептические припадки.
— Чего, чего? — не поверил Гомзиков.
— Иван Сергеевич, я ничего не придумал, — сохраняя достоинство, сказал Алик и опять провёл ботинком полукруглую линию по земле, — я читал научную работу английского психолога Мойры Вильямс…
— Какого, какого психолога? — переспросил растерянно Гомзиков.
— Английского.
Гомзиков недоверчиво покрутил головой: ох и заливаешь же, мол, ты, парень!
— А на каком языке написано? — всё же уточнил он.
— На английском. Но я читал в переводе на русский.
— Ага, значит, пишет он всё-таки на своём, не на нашем?
Тут уж и Славик не утерпел:
— Иван Сергеевич, а чего? Рус не верит — дай проверить…
Гомзиков захохотал:
— Ну, учёные головы, заморочили вы меня английским психологом: тащите вашу амбарную музыку… Какая она: буги-вуги или трали-вали?
— Да нет, — возразил Алик. — Самая мелодичная… И кстати, английский психолог — женщина, не мужчина.
