Желтый дьявол - [59]
Рука обратно за ширму, а между коротким пальцем и большим — папироса…
Папироса с императорской короной — в бездонный карман кимоно длинного, худого, бледного японца с белыми волосами.
А там, за ширмой опять:
— Еще три!..
И смех, и поцелуи, и мирокусеки…
— И тридцать три!!
И еще, и еще — Поцелуи…
И…
Биво запело…
И…
Луна еще выше…
4. Хара-Кири
Императорская папироса у гейши — ваш смертный приговор.
Генро.
О-ой.
Пауза.
… — Это — он!.. Таро… Он нашел предлог: папироса… императора.
Молчит, смотрит в озеро на лотосы.
Думает: — а документ погиб… — меня обманули… Я не оправдал доверия Генро. Моя смерть — дань традиции самурая. Я готов… Я должен умереть — военные круги будут успокоены… Честь сиогуна должна быть незапятнана…
А луна еще высоко… — только вот Ми-Ми… улыбается про себя: она маленькая девочка — она еще может спать на лотосе… Она… но — кончено!.. Теперь… еще рано — успею:
— И-Ро-Зу!.. — несколько стуков по вощенной стенке.
Сейчас же:
— Иду!..
… — Вот это черное кольцо передашь ей, ты знаешь?
Кивок головой.
— Ми-Ми!
— Да!..
— Ровно в два часа.
— Да!..
Пауза.
Быстро снят мундир.
Старый клинок, как бритва — вынут.
На колени опускается генерал Сизо.
Крепко сжаты желтые зубы, — губы в спокойной улыбке.
Темнеют глаза.
Острие клинка к животу…
Глаза на часы:
— Ровно в два!
5. Тайна храма
Сквозь широкие бархатные листья криптомерий — протянулись на асфальтовую аллею серебряные лунные нити.
Упруго легко ступая в стали мускулов, несет рикша свою коляску.
Бесшумно, только в ветре неслышном, — легко подымаются семь рикш по аллее на плоскогорье Никко — подножье священной горы Фузи-Яма.
Гиды — бронзовые мускулы ног — медным плечом подталкивают сзади коляску.
Как летучие мыши, бесшумно скользят по аллее в бликах луны семь рикш.
Поднялись в Никко.
Рикши оставлены.
Семь пилигримов направляются к Священному Озеру.
Кто они?
Скромные кимоно и в руках обычный бамбуковый посох — ничего не говорит.
Пилигримы.
…А в это время…
Токио.
В Токио великая ночь.
От парка Уэно шпалерами протянулись войска. Все прилегающие к императорским дворцам улицы — закрыты для движения. В самом старинном дворце Сио-Гунов — сегодня ежегодное заседание Генро, на котором бывает сам император Японии: Ио-Ши-Хи-То — Сын великого Мут-Цу-Хи-То, первого императора Японии.
Генро заседает: сегодня ночью решаются судьбы Японии, Кореи и…
…Джанни-Банин…
И семнадцать пагод самого древнего и самого высокого, и самого священного, и самого таинственного храма во всей Японии — отозвались на разные голоса перекличкой тонов: от шопота самого нежного, едва уловимого — до чутко протяжного стона, до зловещего хохота.
Это — прозвенел гонг.
Это — начало священного танца.
В храме — пусто, темно, тихо.
Вдруг…
Падает золотая капля…
За ней — другая, третья…
И капли разгораются в огонь…
Рубинами, кровью заливаются ниши пагоды — и бесконечное разнообразие летящих птиц оживает в плафонах, резьбе, инкрустации — по стенам, в потолке, на черном матовом шелке ширм.
Вокруг огня три нежных лотоса — три молодых девушки — головами черных светящихся жуков — уткнулись в колени — их причудливые высокие прически только видать.
Второе кольцо.
Семь безмолвных фигур — семь пилигримов: глаза их закрыты…
…Джанни-Банин…
Опять застонал, отзываясь всеми своими пагодами- вышками, старинный тысячелетний храм.
Ярче капли огня.
Кровавые полосы глубже по храму разбредаются, ищут, шарят, лижут все уголки.
Вот нашли: огромные серые каменные руки, выше — груди — сосцы, шея, — мертво-сжатые в улыбку губы, приплюснутый нос, серые ужасы — полушария глаз…
Еще выше: межи рисовых полей — волосы…
Это — огромное семисаженное серое каменное чудовище.
Будда!
Вот три девушки подняли лица.
Кровью загораются их глаза. Тонкие нежные поднимаются руки, протягиваются и, как пружины разгибаясь, беззвучно, легко, чуть извиваясь, приподнимаются, отрываясь от пола, голые тела девушек.
Как стебли лотосов, облитые огнем, они горят, переливаясь.
Первая.
Белая Лилия — богиня рисовых полей Японии. — Плодородие.
Вторая.
Золото Банана — богиня Солнца — зноя, который, выпаривая рисовые поля, золотит бархат кожи японских мускулов.
Третья.
Зеленая Пальма — богиня Дождя, орошение рисовых полей — капли радостных слез девушек Японии, отправляющих самураев на войну.
Это — танец трех.
Священный Танец Японии.
Семь пилигримов открыли глаза.
Красными пятнами шесть сморщенных крепких угрюмых лиц.
Седьмое.
Молодое, бледно-зеленое лицо, желтые впадины остановившихся глаз.
Семь пилигримов: это — Генро, Высший Тайный Совет Японии.
Самый древний потомок Сио-Гунов — князь Има-Мото подымает руку ладонью к огню, — длинные ногти Сио-Гуна просвечивают, как рубины:
— Я, именем древнейшего — передаю волю Генро, младшему из нас Сио-Гуну и самураю О-ой.
Говорить — Император!..
Бледно-зеленое лицо не дрогнуло, глаза по-прежнему мертвы.
— Я, волею… Генро, послан на материк.
…Императорские войска Японии стальным кольцом встали на рубеже Восточной Азии, от Холодного Океана, через золото гор и тайгу зеркального Байкала, к горячим пескам Монголии, к истокам реки Желтой и знойно-соленым брызгам тропического прибоя у стен срединного Китая.
Остается это кольцо замкнуть островами от Сахалина до Кореи и Формозо, превратив их в цепь стальных крепостей.
