Желтый бриллиант - [86]

Олег рассказывал про свой дом в Санкт-Морице, про горы, про «лыжные» палки, про эдельвейсы. Мария удивлялась: «Неужели так бывает в жизни?» Мария жила в этой квартире на куриных правах. Конечно, она — москвичка! «Какое счастье, как будто, кроме Москвы, в России и жить негде», — подумал Олег Борисович и вспомнил набережную канала Грибоедова.

Мария Ивановна продолжала:

— У меня прописка у родителей, в Зюзино, в двушке панельной. Но там — сестра с двумя детьми и мужем. Мария характерно щелкнула пальцами под нижней скулой. Мама с папой — старички, уехали в деревню, в Тульскую область, «на шею» к тете Дусе. И детей на лето туда же кидают!

— Бедная Тетя Дуся! Какая «шея» такое выдержит?

— А мне Аделия Сидоровнва не разрешает Леончика в Тулу забрасывать. Деревня портит детей! И к себе на дачу не пускает. Все-таки — подросток. Велосипеды, дружки! У нее цветы кругом! Вот Леончик — все лето в Москве!

Олег Борисович подумал: «Если у Леончика есть мама, бабушка, свекровь мамы, значит, должен быть и папа».

— А что отец Леона думает по этому поводу?

— Отец? Да, я его уже пять лет не видела! А Леончка, Леонида, это Аделаида переименовала, для интеллигентности. Ее саму Евдокия зовут, Дунька!

«Сколько ненависти, обиды, презрения — в одной фразе, в одном слове "Дунька"! Сколько страсти!» — подумал Олег Борисович. Ему стало интересно.

— А сама Аделаида Сидоровна кто? Профессор филологии?

Мария Ивановна неожиданно весело засмеялась.

— Много хотите. Она из тверской деревни около Завидово. Знаете, охотничье хозяйство, туда на охоту…

— Да кто же не знает Завидово!

— Как «гости» приезжают, всех девок из ближних деревень на прислугу собирают. Осмотр там очень строгий, врачи разные, кровь на анализы берут, манерам правильным учат.

— Да. — глубокомысленно произнес Олег Борисович. — И Дунька вышла замуж за одного из охотников. Угадал?

Мария Ивановна захлопала в ладоши.

— А кто теперь — этот охотник?

— Его больше нет. Он был заведующим Отделом культуры, или образования. Член ЦК КПСС. Когда началась «перестройка», он ничего не принял, даже телевизор не смотрел. А когда Союз развалился, ГКЧП, и прочее. Да Вы все знаете, он уехал на дачу, неделю лежал, врачей не подпускал… Аделия потом все радовалась, что дачу сумела вовремя «на себя переписать и закрепить».

Олег Борисович слышал много подобных историй.

— Мария Ивановна, да ну ее, эту Аделию, к лешему! Вы-то чем занимаетесь?

Мария Ивановна покраснела.

К сожалению, природа обошла ее стороной. Не заметила, и поэтому не раскрасила. Мария Ивановна выглядела лет на сорок. Так оно и было. Бледная, тускло-белая кожа, желтоватые веснушки, серо-голубые глаза. Может быть, они когда-то блестели, но давно потухли. Волосы цвета старой соломы закручены в маленький пучок на затылке. Худенькая, щупленькая, маленькая.

— Я филологический факультет МГУ закончила, романо-германское отделение.

У Сикорского округлились глаза.

— Хотела, вернее, рекомендовали, в аспирантуру. Но я вышла замуж. Так получилось, «по залету».

Олег Борисович напрягся всем телом.

— Сережка с друзьями пришли в общежитие в гости к Ленке.

Олег Борисович улыбнулся. «Все старо, как мир», — подумал Сикорский.

— А потом выяснилось про ребенка. Мне надо было решать: аспирантура или … Свекровь орала, что я не подхожу для их семьи, простушка необразованная!

— А что, филфак МГУ перестал готовить российскую гуманитарную элиту?

Олег Борисович обдуманно подбирал слова.

Мария Ивановна продолжала:

— В ЦК КПСС с моральным обликом детей «высокопоставленных членов», в последнее время было очень строго. И на факультете все знали. Мы с Сережкой поженились. Свадьбу устроили — на пол-Москвы, все нужные и важные люди были. Моих родителей не пустили. Мама у меня в библиотеке работает. Папа — лифты ремонтирует.

Я еще не родила, а Сережка стал гулять, девчонок прямо сюда, в эту квартиру водил. Отец его высек. Да-да, ремнем, натурально! Я чуть не родила на месяц раньше.

Сережка обиделся и с другом в Сибирь на прииски подался, золото мыть.

— И много намыл? — съехидничал Олег Борисович.

— Не знаю, денег ни разу не присылал, ни копеечки. А мне — не надо! Я в школе преподаю. Совсем близко. На той стороне Профсоюзной. Английская специальная школа. Работать интересно. Но дети — сложные, из богатых семей. Я стараюсь хоть чему-то научить их!

Оба устали, пора было расходиться.

Мария Ивановна стала заглядывать к соседу вечерами, когда Леончик уезжал к бабке. Он подрос и перестал спрашивать разрешения. Он уже понимал, что дача — его. Тем более, отец иногда присылал ему денег, на имя Аделии Сидоровны. Леончик купил себе квадроцикл и выезжал на дорогу на огромном «чудище», не глядя по сторонам. Широкие колеса мощного вездехода вминали в землю цветы и кусты, бережно взращиваемые бабкой Дуней. Леонид учился в школе, где преподавала русский язык и литературу его мама — Марьванна. Учился на двойки по всем предметам. Тройки Леониду ставили ради матери. Мария Ивановна была прекрасный, незаменимый педагог. Она не просто учила детей, она отдавала им всю душу, все свое время. Леонид к четырнадцати годам не прочитал ни одной книжки, с трудом запомнил десяток английских фраз. Он не был умственно отсталым, или безнадежным тупицей. Это была жизненная позиция! Олег Борисович и Леон практически не пересекались.