Желтый бриллиант - [87]

Олег Борисович рассказывал Марии Ивановне про европейские страны, великие памятники культуры, про тайгу и про добычу нефти. Вдруг выяснилось, что Мария Ивановна никогда не была в Петербурге! Олег Борисович про себя удивился, как можно говорить о русской литературе, о Пушкине, не побывав в Царскосельском лицее? Пешком бы сходила, если нет денег на билет! Олег Борисович несколько раз порывался пообещать Марии Ивановне свозить ее в Париж, Лондон, обязательно в Санкт-Мориц. Но в последний момент замолкал, резко переводил тему разговора. Что-то его останавливало. В Петербург везти ее он даже не собирался.

Их сексуальные отношения были однообразны, бесцветны, скромны.

Тем не менее, Мария Ивановна забеременела.

Аделия Сидоровна устроила скандал. Она так орала и нецензурно ругалась, что Олег Борисович испугался за стены кирпичного дома. Как бы ни пошли трещины. Леончик — останется с бабушкой, а эта —… пусть катится на все четыре стороны. Мария Ивановна прикатилась к Олегу. Благо дело, катиться было недалеко. Маша оказалась плохой хозяйкой, она не умела готовить, стирать, убирать. Совсем не умела. Это не имело никакого значения. В доме была горничная и повар. Главное, Маша носила ребенка, его ребенка!

Вечерком в гости Марьванне, неожиданно для всех, зашел ее сын. За последний год парень здорово вырос, раздался в плечах, лицо неухоженное, все в прыщах. Маша суетилась, пыталась сварить пельмени, но они предательски слиплись. Леончик ковырнул месиво вилкой и вышвырнул содержимое тарелки на мать.

Сикорский вскочил.

— Ты как смеешь! На мать родную, хамить ей, в ее положении!

Леончик ухмыльнулся.

— А ты, как смог, того самого, ребеночка ей сбацать, морковку подставил?

Сикорский чуть не задохнулся, лицо покраснело, виски пульсировали.

— Во-о-н отсюда!

Леончик поганенько засмеялся.

Сикорский схватил хрустальную вазу с апельсинами и швырнул ее в Леончика. Парень увернулся, выругался, громко хлопнул входной дверью. Ваза попала в дверной косяк. Богемский хрусталь разлетелся на мелкие кусочки. Маша побледнела, начала что-то шептать, наконец, громко заплакала. Истерика не останавливалась. «Скорая» забрала Машу в больницу, на всякий случай.

Через неделю Машу выписали домой. Ребеночку и будущей маме ничего не угрожало. Но Маша сильно изменилась. Вместо радости встречи, Олег получил серьезный выговор от гражданской жены. Маша строгим учительским тоном заявила:

— Ты никогда не посмеешь сделать замечание, тем более, пальцем тронуть моего сына! Я одна его растила! Понятно?

Олегу стало все понятно.

— И еще. Пора оформить наши отношения. Я не хочу плодить безотцовщину!

Олег думал об этом. Он решил не спешить. У него был опыт в этих делах, печальный опыт.

— Машенька, как только родится наш малыш, я бегом побегу в загс. А сейчас не очень… не к месту!

Маша поджала губы и два дня не разговаривала с мужем. Он не обижался. Маша была права. Сикорскому нужен ребенок, а — мама… Пусть чаще ходит в салон красоты!

До родов оставалось три месяца. Неожиданно объявился Сергей, Машин муж и отец Леона. Оказывается, Маша была не разведена. Опять скандал, угрозы. Тот факт, что Машка, эта бледная моль, наконец отвалит из квартиры, несколько успокоил Сергея. Сергей вернулся с Севера не один. С ним была подруга, чукотская девушка, хрупкая, очаровательная. Большие раскосые глаза на плоском скуластом лице делали ее похожей на персонаж из мультика. Сергей, ласково, называл ее «моя чукча». Чукча была беременна, примерно на том же сроке, что и Маша. Была поздняя осень, конец октября.

Сергей привез хорошие деньги. Золота намыли много. Артель перевыполнила план. Леон выклянчил у отца мотоцикл. Скоростной «Судзуки». Через два дня Леон влетел в столб. Он был без шлема. Маша потеряла ребенка, вернее, двух детей. Сикорский потерял одного ребенка. Через год Мария Ивановна скончалась в психиатрической клинике закрытого профиля.

Пока Маша была еще жива, Сикорский и Сергей один раз съездили в больницу. Маша лежала на кровати одетая в серую пижаму. Ее серое лицо полностью сливалось с серым постельным бельем. Она никого не узнавала, не реагировала на внешние раздражители, не могла себя обслуживать и говорить. Шансов на выздоровление не было.

Сергей искренне переживал гибель сына. Он во всем винил себя.

Полина, так звали чукчу, родила хорошенького мальчика, через год — хорошенькую девочку. Сергей больше не ездил на прииски, работал в Москве.

Олег Борисович не мог жить в этой квартире. Ему не нравилась сама квартира, слишком большая для одного человека. Профсоюзная улица гудела всю ночь. Из тихой улицы в спальном районе она превратилась в забитую пробками магистраль. С соседями Олег Борисович не общался, но при случайной встрече с Сергеем он ловил на себе злой, укоризненный взгляд. Это было невыносимо.

Олег часто задавал себе один и тот же вопрос: ЗАЧЕМ?

Зачем он прожил жизнь? Он создал нефтяную империю, он богат, как арабский Шейх. У Шейха много жен и много детей, у него ни одной жены и ни одного ребенка. Он интуитивно понимал, он знал, намекали врачи, что своих детей, возможно, уже не будет.

Тогда, зачем Берта тащила фанерный чемодан через всю страну?