Желтые обои, Женландия и другие истории - [76]

«Я ушла. О Герте позабочусь. Прощай. Марион».

Вот и все. Ни даты, ни адреса, ни штемпеля. Ничего.

В замешательстве и смятении мистер Марронер совершенно позабыл о Герте и своей связи с ней. Имя девушки повергло его в ярость. Она встала между ним и женой. Она отняла у него супругу — вот что он почувствовал.

Поначалу он никому ничего не говорил, ничего не делал, жил один в пустом доме, завтракал, обедал и ужинал в городе. Когда его спрашивали о жене, отвечал, что она отправилась в путешествие для поправки здоровья. В газеты он не обращался. Затем, с течением времени, так ничего не разузнав, он решил больше не мучить себя и нанял частных сыщиков. Те попеняли ему за то, что он не обратился к ним раньше, однако рьяно взялись за работу, поклявшись соблюдать абсолютную секретность.

То, что для него явилось глухой стеной сплошных загадок, сыщиков, похоже, ничуть не обескуражило. Они осторожно вызнали все о «прошлом» миссис Марронер: где училась, где преподавала, какие предметы. Выяснили, что у нее имеются личные сбережения, что ее врач — доктор медицины Джозефина Л. Блит и много других полезных сведений.

В результате тщательного и продолжительного расследования сыщики наконец сообщили мистеру Марронеру, что его жена вновь преподает на кафедре одного из своих старых профессоров, что живет она тихо и скорее всего берет на пансион жильцов. Предоставили ее точный адрес, словно это не представляло никаких трудностей.

Мистер Марронер вернулся ранней весной, а жену разыскал ближе к осени.

Он приехал в уютно раскинувшийся среди холмов университетский городок и нашел симпатичный домик с лужайкой, обсаженной по краям деревьями и цветами. Мистер Марронер держал в руке листок с адресом и рассматривал номер дома, ясно читающийся на белой калитке. Он прошел по прямой усыпанной гравием дорожке и позвонил. Дверь открыла пожилая служанка.

— Миссис Марронер здесь проживает?

— Нет, сэр.

— Это дом двадцать восемь?

— Да, сэр.

— А кто здесь живет?

— Мисс Уилинг, сэр.

Ага, это ее девичья фамилия. Ему говорили, но он забыл.

Он вошел в прихожую.

— Я хотел бы ее видеть, — произнес мистер Марронер.

Его проводили в скромно убранную гостиную, прохладную и напоенную ароматом ее любимых цветов. От этого мистер Марронер едва не прослезился. Перед его внутренним взором вновь пронеслись их счастливые годы: романтическое начало, полные пылкой страсти дни ухаживаний, ее глубокая и нежная любовь.

Конечно же, она его простит — обязательно простит. Он покается, убедит ее в своей искренности и полной решимости стать другим человеком.

По широкому коридору навстречу ему шли две женщины. Одна из них — высокая мадонна с ребенком на руках.

Другая — Марион. Спокойная, сдержанная, нарочито отстраненная; лишь бледность выдавала ее переживания.

Герта прижимала дитя, словно удерживала оборону, лицо ее светилось мыслью, а восхищенный взор темно-синих глаз был обращен на подругу, а не на него.

Он молча оглядел женщин.

Та, которая когда-то была его женой, негромко спросила:

— Что вы хотите нам сказать?

Сердце мистера Пиблса

Он лежал на диване в небольшой, скромно обставленной, но уютной гостиной — на неудобном жестком диване, слишком коротком, с сильно вогнутым подголовьем, но все же диване, на котором можно в случае необходимости ненадолго прикорнуть.

Вот там мистер Пиблс и спал тем жарким безветренным днем, спал тревожно, слегка похрапывая, то и дело вздрагивая, словно его что-то тревожило.

Миссис Пиблс спустилась по скрипучим ступенькам парадного крыльца и отправилась по своим важным делам, вооружившись веером из пальмового листа и защищаясь от солнца шелковым зонтиком.

— Почему бы тебе не пойти со мной, Джоан? — спрашивала она сестру, одеваясь для выхода в город.

— А зачем, Эмма? Дома гораздо лучше. Я составлю компанию Артуру, когда он проснется.

— Кому? Артуру? Он вздремнет и сразу же вернется в лавку. К тому же я уверена, что буклетик миссис Олдер был бы тебе чрезвычайно интересен. Мне кажется, что, если собираешься здесь жить, стоит интересоваться делами клуба.

— Я намереваюсь обосноваться здесь как врач, а не как богатая бездельница, Эм. Ты ступай, мне и так хорошо.

Потом миссис Пиблс отправилась на заседание клуба домохозяек Эллсворта, а доктор Джоан Р. Баском тихонько спустилась в гостиную разыскать книгу, которую читала.

Мистер Пиблс все еще лежал там, забывшись тревожным сном. Джоан устроилась у окна в плетеном кресле-качалке и некоторое время наблюдала за ним — сначала профессиональным взором, а затем с чисто человеческим интересом.

Лысоватый, седеющий, полненький, с дружелюбной улыбкой на лице, где проступали западавшие в уголках рта мрачные глубокие морщины, когда поблизости не оказывалось покупателей; ничем не примечательный ни в одежде, ни в манере держаться — таким был Артур Пиблс в свои пятьдесят лет. Он не был «рабом любви» из сказок Шахерезады, лишь рабом долга.

Если кто-то и выполнял обязанности, как он их понимал, так это он.

Своим долгом он считал заботу о женщинах. Сначала он опекал мать, небедную деловитую женщину, которая заправляла фермой после смерти мужа и увеличивала доход, беря на лето постояльцев, пока Артур не вырос и не смог «содержать ее». Потом она продала ферму и обосновалась в деревне, чтобы «обустраивать дом для Артура», который из-за этого нанял служанку для выполнения всей работы.