Желтые обои, Женландия и другие истории - [60]

— Если бы за нами отправились согласно оставленным нами инструкциям и координатам, все обернулось бы совсем иначе! — говорил Терри. Позже мы выяснили, почему спасательная партия не поспешила на выручку. Все наши тщательно составленные инструкции сгорели во время пожара. Мы могли бы погибнуть в Женландии, а дома никогда бы не узнали, где мы находимся.

Теперь Терри все время содержался под стражей как особо опасный преступник, обвиненный в том, что тамошним обитательницам представлялось непростительным грехом.

Он потешался над их холодным ужасом.

— Сборище старых дев! — называл он их. — Они тут все старые девы, дети или не дети. Они ничегошеньки не знают о Сексе.

Когда Терри говорил о Сексе с очень большой буквы, он, естественно, подразумевал мужской секс с его особыми ценностями, будучи убежденным в его «жизненной силе», с улыбкой игнорировал истинный жизненный процесс и выстраивал понимание противоположного пола и отношения с ним лишь на основе своей точки зрения.

С момента начала жизни с Элладор я научился совсем по-иному смотреть на эти вещи. Что же до Джеффа, то тот настолько «Женландизировался», что стал несправедлив к Терри, который исходил желчью в своем заточении.

Моадин, суровая и сильная, грустная и терпеливая, как мать слабоумного ребенка, постоянно наблюдала за Терри вместе с другими женщинами, которые находились рядом, чтобы в случае чего предотвратить очередную вспышку ярости. У него не было оружия, и он прекрасно понимал, что вся его сила ничего не стоит по сравнению с этими непреклонными и спокойными стражницами.

Нам разрешили свободно посещать его, однако Терри располагал всего одной комнатой, выходящей в небольшой садик, обнесенный высокой стеной, где он жил и мог совершать прогулки, пока шли приготовления к нашему отъезду.

В путь отправиться должны были трое. Терри — потому что ему предписали. Я — потому что двум мужчинам надежнее и безопаснее лететь на биплане и преодолеть большое расстояние до берега океана. Элладор — потому что одного меня она не отпустила бы.

Если бы и Джефф решил вернуться, то Селис отправилась бы вместе с ним, поскольку они стали неразлучными влюбленными. Однако Джефф не имел ни малейшего желания куда-то ехать.

— С чего бы мне хотеть вернуться в шум и грязь, в пороки и преступность, в болезни и вырождение? — спросил он у меня с глазу на глаз. При женщинах мы никогда не говорили на подобные темы. — И Селис бы я не взял с собой ни за что на свете! — возражал он. — Она же умрет! Умрет от ужаса и стыда, увидев наши трущобы и больницы. Как ты можешь идти на такой риск с Элладор? Тебе нужно тактично ей об этом рассказать, прежде чем она примет окончательное решение.

Джефф был прав. Мне следовало гораздо откровеннее, чем раньше, поведать ей обо всем, чего мы должны стыдиться. Однако очень трудно преодолеть непонимание и все различия между их жизнью и нашей. Я попытался.

— Послушай, дорогая, — сказал я ей. — Если ты и вправду хочешь отправиться со мной ко мне на родину, тебе нужно заранее быть готовой ко многим потрясениям. Моя страна — не такая красивая, как ваша. Я о городах, о цивилизованной ее части. Конечно же, дикая природа прекрасна.

— Мне понравится все, — ответила она, посмотрев на меня лучащимся надеждой взглядом. — Я понимаю, что твоя страна не такая, как наша. И вижу, насколько монотонной вам должна казаться наша тихая жизнь, и насколько разнообразной должна быть она у вас. Наверное, дело в биологических изменениях, о которых ты мне говорил, происходящих при участии второго пола: гораздо более быстрое развитие, постоянные перемены и новые возможности для роста.

Я рассказывал ей о новейших биологических теориях пола, и Элладор была глубоко убеждена в неизбежных преимуществах наличия двух полов, в превосходстве мира, где присутствуют мужчины.

— В одиночку мы сделали все, что смогли. Возможно, у нас что-то получилось лучше, однако у вас там целый мир, самые разные народы, долгая и богатая история и великолепные новые знания. О, как же мне хочется поскорее все это увидеть.

И что я мог сделать? Я подробно и многословно объяснял ей, что у нас есть нерешенные проблемы, что у нас присутствуют мошенничество и коррупция, пороки и преступность, болезни и безумие, тюрьмы и больницы. Это произвело на нее не большее впечатление, как если бы туземцу из тропиков рассказывали о температуре за Полярным кругом. Она умом понимала, что все перечисленное выше — это плохо, но прочувствовать это не могла.

Мы без малейших трудностей стали воспринимать жизнь в Женландии как нормальную, поскольку она и была нормальной, и никто из нас не возмущался всеобщим здоровьем, покоем и счастливым трудом. А ненормального, к которому мы, к сожалению, хорошо привыкли, она никогда не видела.

Ей больше всего хотелось лицезреть две вещи: дивные отношения в браке и прекрасных женщин, являющихся матерями и никем больше. После этого ее живой пытливый ум хотел повидать жизнь нашего мира.

— Мне так же не терпится отправиться в путь, как и тебе, — утверждала она. — А ты, наверное, безумно скучаешь по дому.

Я уверял ее, что в таком раю, как их страна, никто не может скучать по дому, но Элладор и слышать ничего не хотела.