Желтые небеса - [42]

– У вас тут пожара еще не было? – показав жетон, хмуро спросил Мартин.

– А с чего ему быть-то? – равнодушно отозвался охранник. Белтиец, судя по характерному акценту.

– Огонь рядом с деревом, – Мартин кивнул на ближайший столб. – Или всем тут жить неохота?

– Эта древесина почти не воспламеняется, – охранник окинул его насмешливым взглядом. – Ты, я смотрю, умный!

– Уж этого у меня не отнимешь, – угрюмо подтвердил Мартин, направляясь мимо него к скользящей двери.

Глава 8

Холл походил сейчас на громадную пещеру с поблескивающими в полумраке стенами. Вокруг шевелились темные силуэты и тени, плясало пламя факелов. Мартин не понимал без перевода валвэнийскую речь, но улавливал эмоциональную окраску: собравшиеся здесь люди были встревожены, подавлены, измотаны тем, что им пришлось пережить некоторое время назад. Молодая женщина с черным кольцом в носу – он еще днем обратил на нее внимание – сидела на корточках у колонны и всхлипывала, обеими руками зажимая себе рот. Перед ней, на ворохе тряпья, лежало тельце мертвого ребенка двух-трех недель от роду. Стоявший рядом жрец с алым от татуировок лицом бормотал молитву. Кое-кто был мертвецки пьян. Пробравшись к лестнице, Мартин начал подниматься.

– Эй! Эй, куда пошел?! – окликнул его охранник.

– К борешанистам.

Тот удовлетворился ответом, но на всякий случай предупредил:

– Если хочешь переночевать в номере – за отдельную плату.

– Ага, – кивнул Мартин. Ночевать в номере он не собирался.

Лестницы тут периодически подметались, площадки были устланы потрепанными, но достаточно чистыми циновками, по углам стояли пузатые пластиковые урны с надписями на импере: «Бросай СЮДА, не загрязняй свой мир!» Однако, миновав пятый этаж, Мартин очутился в иной реальности. Под подошвами захрустел мусор, запахло мочой. На ступеньках валялось всякое барахло, вроде портативного видеоплеера с расколотым экраном, использованных презервативов, консервных банок или старого ботинка. В неровном свете факелов чернела корявая вязь надписей, покрывающих стены.

Большинство борешанистов считало, что им довелось родиться не там и не вовремя – и они относились к современному миру если не с неприязнью, то, по крайней мере, без симпатии, не признавая за ним особой ценности. По-настоящему они жили, когда играли, а с окружающей средой, предметами, правилами обращались небрежно, словно иллюзорной была эта среда, а не придуманный ими виртуальный волшебный мир. Одна из причин, почему у их движения так много противников.

Мартин заглянул в холл шестого этажа. Тут было почище, чем на лестнице, – на своей собственной территории борешанисты поддерживали какой ни на есть порядок. На стенах висели картины, черно-белая графика: замки на горных кручах, драконы, девушки в коронах, изломанные силуэты деревьев. Мартин всегда признавал, что картины и песни у борешанистов неплохие; видимо, среди тех, кто остался на Кадме, тоже есть художник. Из двух коридоров, уходивших вглубь, долетали голоса. Около напольной вазы с гигантским кадмийским кораллом, антрацитово-черным в полумраке, вполоборота к Мартину стоял часовой; начисто отключившись от внешней обстановки, он прижался лбом к прозрачному псевдостеклу и всматривался в темноту. Мартин мог видеть только тонкую шею, короткие вьющиеся волосы, бледную щеку. На поясе – меч в ножнах. Настоящий, кадмийской ковки. Борешанисты оказались весьма полезными союзниками для остальных инопланетян, не пожелавших покинуть Кадм: они умели драться на мечах. Они сыграли не последнюю роль при обороне Эгтемеоса от поползновений местных завоевателей, так что их тут ценили. Вроде бы здешняя жизнь была похожа на ту, к которой они всегда стремились, – но она все равно их не удовлетворяла, и в свободное время они погружались в свои прежние игры.

Чутко прислушиваясь к доносившимся из соседних помещений звукам, Мартин шагнул было вперед, но тут часовой, оторвавшись от стекла, повернулся. Девчонка. Не годится. Если у Мартина был выбор, он старался не обижать женщин. Он отступил на лестничную площадку раньше, чем та успела сообразить, что в охраняемом помещении присутствует посторонний. Под ногой все-таки хрустнуло: по такой помойке затруднительно двигаться бесшумно.

– Кто идет? – звонким настороженным голосом спросила девушка.

– Свои, – отозвался Мартин.

На седьмом этаже часовых было трое. Они пили пиво, ругая «тех, кто бросил нас на этом… Кадме». Мартин с интересом прислушался: по их словам выходило, что во время эвакуации против борешанистов чуть ли не заговор был организован – с тем, чтоб они не смогли покинуть планету; эти ребята вспоминали, как «сволочи подорвали наш корабль, когда никого не было, чтоб им… за убитых не отвечать, а потом кто-то пробрался в лагерь и подсыпал отравы». Любопытно… До сих пор он думал, что борешанисты остались на Кадме по собственной воле. Разговор перешел на преимущества валвэнийской техники боя перед фаянийской школой фехтования, и Мартин двинулся на восьмой этаж.

Часовой тут был только один. Устроившись в удобном гелевом кресле, при свете факела читал книгу. Сбоку кресло было крест-накрест заклеено грязными полосками пластыря, под ними блестели просочившиеся наружу капли геля-наполнителя. В холле сушились желтые и белые плащи, развешенные на веревках, натянутых между колоннами. Сдернув один из них, Мартин накинул его на плечи, застегнул бронзовую застежку, надвинул капюшон – теперь его не отличишь от борешаниста. Часовой ничего не заметил. Удивляясь тому, насколько эти ребята беспечны – даже три года в отколовшемся от цивилизации Эгтемеосе ничему их не научили: они как будто считают, что в жизни, как и в их играх, все понарошку, – Мартин приблизился к нему со спины и, зажав рот, надавил большим пальцем другой руки на сонную артерию. Книга соскользнула на пол. Позаимствовав еще один плащ, Мартин завернул в него парня, взвалил на плечо и бегом поднялся на двенадцатый этаж.