Жёлтая роза - [22]

Приехавший с опозданием на гружённой горшками подводе гончар из Уйвароша рассказывал, что где-то в хортобадьской степи он повстречал стадо коров, с рёвом несущееся в сторону замских холмов. За ними скакал верхом парень с собакой. Дорогу им преградила река Хортобадь, они бросились в неё, и потом из-за высоких камышей уже не стало видно ни стада, ни всадника.

Хозяин парома обернулся к стоявшим разиня рот погонщикам и сказал:

— Вот теперь, землячки, можете реветь!

9

Охатская степь — пастбище «пёстрого» табуна.

От загона, стоящего посредине степи, до самого горизонта ничего кругом не видно, кроме пасущихся лошадей. Здесь лошади всех мастей, какие только есть на свете: гнедые, сивые, вороные, лысые, пёстрые, в яблоках, в крапинку, пегие, серые, рыжие, буланые и даже белые (довольно редкое явление среди молодых жеребцов). По всей вероятности, из-за такой разномастности табун и называют «пёстрым». «Чистокровный» табун — это совсем другое дело. В нём все лошади одной породы, одной масти.

Здесь пасутся кобылицы всех коннозаводчиков города Дебрецена, не знающие конюшни ни зимой, ни летом. Только раз в году старший табунщик сообщает хозяину о приплоде.

Оттого тут и вырастают на редкость выносливые лошади, за которыми приезжают на ярмарку из далёких земель. Не каждой лошади под силу песчаная дорога; горная лошадь, например, быстро выдыхается, если ей случается пройти по алфёльдской дороге.

Рассыпавшись группами, лошади мирно пасутся вокруг вожаков. Они беспрестанно щиплют траву. Учёные люди говорят, что когда Минерва создала лошадь, Юпитер проклял последнюю страшным проклятием: всегда есть и никогда не наедаться.

Четыре или пять верховых табунщиков сторожат тысячи резвых скакунов, сгоняя кнутами отбившихся от табуна.

Стойбище здесь устроено так же, как и стойбище рогатого скота: загон, «очаг», ограда от ветра, колодец. Только нет здесь ни тачечника-подпаска, ни кизяка, ни сторожевых овчарок. Дикие лошади не выносят подле себя собачьего духа: залягают до смерти не то что собаку, но и волка.

К полудню пасущиеся вразброд табуны начинают собираться к главному колодцу.

Но вот со стороны большого хортобадьского моста показались направляющиеся к загону две таратайки.

Старший табунщик, коренастый, плечистый, жилистый старик, прикрывая от солнца глаза ладонью, уже издали узнаёт гостей по их лошадям.

— Это почтенный Михай Кадар, а с ним — барышник Пеликан. Так я и знал, что сегодня явятся к нам — так и вышло, по календарю!

— Неужели и это есть в календаре? — посмеиваясь, спросил Шандор.

— А как же, сынок. В календаре господина Чати всё есть. Недаром же их благородие с этого дела построили себе трактир. В воскресенье в Оноде будет ярмарка, Пеликан поведёт туда лошадей на продажу.

Календарь в самом деле не подвёл. Господа приехали за лошадьми: почтенный Михай Кадар в качестве продавца, а Шаму Пеликан — покупателя.

Господин Михай Кадар, наверное, всем хорошо знаком. Это красивый круглолицый мужчина с небольшим животиком. Ходит он в расшитом тесьмой доломане, в сапогах со шпорами, на голове у него шляпа с загнутыми полями, в руках — тонкая длинная трость с набалдашником в виде птичьей головки. Он владелец того косяка, который сейчас во главе с рыжим жеребцом пасётся на лужайке.

Шаму Пеликан, напротив, костлявый мужчина, с очень горбатым носом, с бородой и большими усами; его спина и ноги немного искривлены, как у всех объездчиков. Он носит шляпу с высоко поднятыми полями и журавлиным пером, клетчатую жилетку, короткую куртку, широкие шаровары, заправленные в высокие сапоги. Из кармана у него торчит портсигар, в руках — закрученный на длинную ручку хлыст.

Господа слезли с таратайки и не спеша направились к загону, где их уже поджидал старший табунщик. Они поздоровались с ним за руку, после чего тот, отдав распоряжение своим помощникам, вместе с приезжими пошёл к табуну.

Два табунщика, громко щёлкая кнутами, выгнали вперёд косяк, в котором находились лошади и господина Михая Кадара. В нём было около двухсот диких жеребят, ещё не знавших узды.

В то время как оба пастуха полукругом гнали табун на приезжих знатоков, барышник указал одному из пастухов рыжую кобылицу, сразу ему понравившуюся.

— Я бы хотел купить вот эту.

Шандор Дечи сбросил свой армяк, взял в правую руку аркан, намотал один его конец себе на руку и помчался навстречу приближающемуся галопом табуну. Подскакав к выбранной лошади, он стремительно бросил длинную верёвку вперёд, и петля с математической точностью обвилась вокруг шеи лошади. Другие лошади с ржанием понеслись дальше, пойманная же осталась на месте. Она металась из стороны в сторону, брыкалась, становилась на дыбы, но тщетно. С помощью аркана человек железной рукой один держал её. Широкие рукава его рубашки были откинуты до самых плеч; в эти минуты он напоминал античное изваяние укротителя лошадей. Перебирая руками верёвку, он подтянул вплотную к себе попавшую в петлю лошадь, несмотря на всё её яростное сопротивление. Глаза кобылицы были вытаращены, ноздри раздулись, дыхание с хрипом вырывалось из груди. Табунщик обнял её за шею, снял с неё петлю и что-то шепнул ей на ухо, от чего это дикое животное вдруг стало кротким, как овечка. Кобылица покорно дала надеть на себя узду и привязать себя к задку повозки барышника, не преминувшего угостить свою жертву хлебом с солью.