Железный Крест - [5]

— Мам, я не хочу на полу, я на печку лучше.

— Лежи, лежи! Вот придёт красный… он тебе!

В эту минуту что-то особенно здорово грохнуло, так что зазвенели стёкла окошек, и показалось Маше, что дрогнула земля. «Гранаты бросают!» — подумала она и услышала, как мимо потемневших окон с топотом и криками пронеслось несколько человек.

Всё стихло. Прошло ещё с полчаса. Кто-то застучал в сенцах, изругался, наткнувшись на пустое ведро. Распахнулась дверь, и в хату вошёл вооружёный Головень.

Он был чем-то сильно разозлен, потому что, выпивши залпом ковш воды, оттолкнул сердито автомат в угол и сказал с нескрываемой досадой:

— Ах, чтоб ему!..

Утром девушки встретились рано.

— Ленка! — спросила Маша. — Ты не знаешь, отчего вчера… С кем это?

У Ленки зоркие глаза блеснули самодовольно. И она ответила важно:

— О, подруга! Было такое…

— Только ты правду, пожалуйста! Я ведь видела, как ты сразу же за огороды бросилась.

— Машина вчера немецкая проезжала. Остановились немцы её починить. Она только оттуда, а партизаны, которые следили за ней — в колокол на колокольне: бум!.. — сигнал, значит.

— Ну?

— Ну вот и ну… Подъехала к деревне, а по ней из автоматов. Она было назад, глядь — ограда уже заперта.

— И поймали кого?

— Нет… Оттуда такую стрельбу подняли, что и не подступиться… А потом видят — дело плохо, и врассыпную… Тут их и постреляли. А один убежал. Офицер. Гранату бросил — у Онуфрихиной хаты все стёкла полопались. По нём из автоматов кроют, за ним гонятся, а он через плетень, через огороды, да и утёк.

— А машина?

— Машина и сейчас тут… только негодная, потому что, как убегать, один гранатой запустил. Всю искорежил…

Весь день только и было разговоров, что о вчерашнем происшествии. Партизаны пропали ещё ночью. И осталась снова без власти маленькая станица.

Между тем приготовления к побегу подходили к концу.

Оставалось теперь стащить котелок, что и решено было сделать завтра вечером при помощи длинной палки с насаженным гвоздём через маленькое окошко, выходящее в огород.

Ленка пошла обедать. Маше не сиделось, и она отправилась ожидать её к сараям.

Завалилась было сразу на солому и начала баловаться, защищаясь от яростно атакующего её Шмеля, но вскоре привстала, немного встревоженная. Ей показалось, что снопы разбросаны как-то не так, не как обычно. «Неужели из детей кто-нибудь лазил? Вот же, бестолочь!» И она подошла, чтобы проверить, не открыл ли кто место, где спрятана провизия. Пошарила рукой — нет, тут! Вытащила сало, спички, хлеб. Полезла за мясом — нет!

— Вот же, ворьё проклятое! — выругалась она. Потом подумала. — Нет. Это не иначе как Ленка сожрала. Если бы кто из мальчишек, так те уж всё сразу бы.

Вскоре показалась и Ленка. Она только что пообедала, а потому была в самом замечательном настроении и подходила, беспечно насвистывая.

— Ты мясо ела? — спросила Маша, уставившись на неё сердито.

— Ела! — ответила та удивлённо. — А, что, нельзя?

— Нет, можно! — напустилась на неё разозленная Маша. — А тебе кто разрешил? А мы о чём договаривались? А на дорогу что брать, а?..

Ленка опешила.

— Так это же я дома за обедом. Онуфриха раздобрилась, кусок из щей вынула — здоровый кусок!

— А отсюда кто взял?

— Не знаю.

— И я не знаю…

— Честное комсомольское! Вот чтоб мне провалиться сию же секунду, если брала.

Но потому ли, что Ленка не провалилась «сию же секунду», или потому, что она отрицала обвинение с необыкновенной горячностью, но только Маша решила, что на этот раз та и в правду не врёт.

Глазами скользнув на солому, Маша позвала Шмеля, протягивая руку к хворостине:

— Шмель, а ну иди сюда, дрянь ты этакий! Иди сюда, собачий сын!

Но Шмель не любил, когда с ним так разговаривали. И, бросив теребить жгут, опустив хвост, он сразу же направился в сторону.

— Он сожрал, — с негодованием подтвердила Ленка. — Чтоб ему лопнуть. И кусок-то какой был жирный!

Перепрятали всё повыше, заложили доской и привалили кирпич.

Потом лежали долго, рисуя заманчивые картины будущей жизни.

— А вот если бы до границы добраться! В Турцию. Там хорошо — никакой войны нет, спокойно.

— Только мы языка ихнего не знаем, — с сожалением заметила Ленка.

— Выучим, нечего. Времени у нас будет — сколько угодно.

— А эти турки — они нас в рабство не продадут?.. — начала опять Ленка и добавила серьезно: — Мне, подруга, в рабство совсем не хочется.

— Мне тоже, — созналась Маша.

Она хотела сказать что-то ещё, но остановилась, потому что Шмель, улёгшийся под боком Маши, поднял голову, насторожил почему-то уши и заворчал предостерегающе и сердито.

— Ты что? Что ты, Шмелик? — с тревогой спросила его Маша и погладила по голове.

Шмель замолчал и снова положил голову между лап.

— Крысу чует, — шёпотом проговорила Ленка и, притворно зевнув, добавила: — Домой, Маша, надо идти.

— Пойдём, — согласилась Маша.

Они встали.

Шмель поднялся тоже, но не пошёл сразу, а остановился возле соломы и заворчал тревожно снова, как будто дразнил его кто из темноты.

— Крыс чует! — повторила теперь Маша.

— Крыс? — каким-то упавшим голосом ответила Ленка. — А только почему же это он раньше их не чуял? — И добавила негромко: — Холодно что-то. Давай пойдём быстро, Маша! А немец тот, что убежал, где-то возле деревни недалеко.