Железные желуди - [22]
“Нелегко тебе”, - думал Далибор, наблюдая за Миндовгом. Сложным было отношение новогородокского княжича к рутскому кунигасу. Восхищался, уважал безмерно за отчаянную смелость и неудержимость, за железную решимость и волю. Видел, как все в окружении кунигаса боятся его. Это был почти животный страх. О таком страхе хорошо писали иудейские мудрецы: “Приближаясь к властелину, падай на лик свой”. Все больше убеждаясь, что Миндовг не может быть его отцом, Далибор тем не менее чувствовал некую зависимость от него. И не только свою зависимость, но и всей Новогородокской земли, Этот железный человек, подвернись ему случай, не преминет схватить за глотку Новогородок, и поди знай, кто выйдет победителем - Изяслав или Миндовг.
А между тем война длилась. Далибор с воеводой Хвалом уже несколько раз плечо в плечо с Миндовгом и Войшелком рубились в лютых сечах, отбрасывали от Руты врага. Многих перебили, разогнали по лесам. Миндовг был неутомим в разных хитрых придумках. Как-то раз, проведав, что в пуще за рекою Рутой скопилось много людей Товтивила, обложил, окружил их со всех сторон, а перед тем, как вступить в битву, выпустил из ульев голодных пчел: не зря несколько дней кряду затыкали в ульях летки. Разъяренные пчелы, целые тучи пчел, целые гудящие медно-серые полчища устремились на пришельцев. Тщетно Товтивил размахивал мечом, гнал своих в сечу. Сломя голову разбегалось кто куда его воинство. Многие сдались в плен. Когда же, окрыленные победой, Миндовговы дружины возвращались в город, небо послало им навстречу небольшенький обозик: десять-пятнадцать подвод, груженных солью, изделиями из железа, волошским (читай - италийским) вином, продирались, скрипели в лесной глухомани.
- Почему Руту стороной обходите? - грозно спросил Миндовг.
Купцы, а это были два брата со своим седобородым отцом, испуганно таращились на кунигаса.
- Говори! - схватил Миндовг за бороду старика. Тот бухнулся сухими коленками на жесткие сосновые корни, выпиравшие из земли, хлипнул подозрительно сизым носом:
- Руту? Не слыхали про такую.
- Про Руту не слыхали?! - Миндовг отшатнулся от старика, как от пришельца с того света. Он был уверен, что его город, его славную Руту, знают все и повсюду, как знают Рим и Бремен, а этот седой слизняк несет какую-то чушь. Кунигас топнул ногой: - Кто вы и куда идете?
- Мы из Жемайтии. Идем с товаром в Менскую землю, - часто моргая красными веками, ответил купец. И все прятал, отводил в сторону взгляд.
- Врет, - уверенно определил Войшелк. - К Товтивилу с Эдивидом идут. Заехать ему промеж глаз - как пить дать сменит песню.
Литовский княжич жилистой загорелой рукой внезапно рванул старика за ворот. Затрещала, расползлась по живому белая, в темным разводах пота рубаха, и все увидели на заросшей колючим волосом груди латинский крест.
- В Риге крещение принимал? - недобро щурясь, спросил Миндовг.
- В Риге, - упавшим голосом ответил купец. - Но я жемайтиец. И они, сыны мои, - показал рукой на своих молодых спутников, - тоже жемайтийцы, одного с вами роду-племени. Смилуйся над ними, великий кунигас.
- И сыны, знамо дело, латинскому богу молятся, - словно не слыша его, с угрозой выдохнул Миндовг. Обесцвеченные старостью глаза купца, донелься усталые и опустошенные, в густом переплетении красных жилок, уже вызывали у него брезгливость. Он ступил шаг к молодым купчикам: - Как вас звать?
Те молчали. За спиной у Миндовга осиновым листом шелестело прерывистое дыхание их отца.
- Немые, что ли? - выкрикнул Войшелк.
И тут старый купец снова грохнулся на колени, принялся объяснять:
- Не знают они по-нашему. В Риге с малых лет жили. При мне, при моем торговом деле. Там, в Риге, все по-немецки. Не доводилось родным словом обогреть душу. Отпусти нас, великий Миндовг.
Старик плакал, развозил по щекам слезы мягкими мертвенно-белыми руками. Сыновья, понурясь, молчали.
- Не понимают по-нашему? - дивился Миндовг. - Нашей кости люди и - не понимают? Чем же ты кормил их, пес шелудивый? - Он в гневе осмотрелся, увидел вблизи тропки куст лозы, с хрустом выломал длинную розгу, потряс ею у молодых купцов под носом: - Что это? Как называется? Не знаете? - Через плечо приказал Войшелку: - Выпрягайте лошадей из трех купцовых бричек, спускайте папаше и сынкам порты, вяжите всю троицу к оглоблям. Буду учить их языку, на котором наш народ с Пяркунасом говорит.
Дружинники с непоказным рвением, со смехом и шуточками принялись вершить княжью волю. А у купцов, особенно у молодых, холодело, поди, нутро со страху. Их заставили лечь поперек оглобель, крепко-накрепко примотали веревками руки и ноги, и Миндовг, стоя над снопом лозовых, березовых и осиновых розог, нарубленных мечами дружинников, торжественно произнес:
- Да узрит происходящее из далекой пущи наш первосвятитель Криве, столп нашей веры. - Он взял березовую розгу, спросил у молодых купцов: - Что это? Как называется?
Те молчали.
- Это береза, - сказал Миндовг и - дружинникам: - Одну горячую - отцу, по три - сыновьям.
То же повторилось с лозой и осиной. На белой коже у купцов проступили красные письмена.
Романы, включенные в том, переносят читателя в XI столетие, во времена княжения полоцкого князя Всеволода Брячиславича, прозванного Чародеем: «Тропой Чародея», «В среду, в час пополудни».
Действие романа Л. Дайнеко «Меч князя Вячки» относится к концу XII —началу XIII веков, когда Полоцкая земля объединяла в своем составе большую часть современной Белоруссии. Кровопролитная война, которую вел Полоцк совместно с народами Прибалтики против рвавшихся на восток крестоносцев, и составляет основу произведения.
Роман «Тропой чародея» переносит читателя в бурное XI столетие, во времена княженья полоцкого князя Всеслава Чародея. Историческая достоверность, увлекательная интрига, яркий колоритный язык ставят роман Леонида Дайнеко в один ряд с лучшими образцами современной исторической прозы.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Книга состоит из коротких рассказов, которые перенесут юного читателя в начало XX века. Она посвящена событиям Русско-японской войны. Рассказы адресованы детям среднего и старшего школьного возраста, но будут интересны и взрослым.
История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.
«Махабхарата» без богов, без демонов, без чудес. «Махабхарата», представленная с точки зрения Кауравов. Все действующие лица — обычные люди, со своими достоинствами и недостатками, страстями и амбициями. Всегда ли заветы древних писаний верны? Можно ли оправдать любой поступок судьбой, предназначением или вмешательством богов? Что важнее — долг, дружба, любовь, власть или богатство? Кто даст ответы на извечные вопросы — боги или люди? Предлагаю к ознакомлению мой любительский перевод первой части книги «Аджайя» индийского писателя Ананда Нилакантана.
Рассказ о жизни великого композитора Людвига ван Бетховена. Трагическая судьба композитора воссоздана начиная с его детства. Напряженное повествование развертывается на фоне исторических событий того времени.
Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.