Железные желуди - [20]

Шрифт
Интервал

На рубеж yropcкi.

Вінныя там рэкі,

Яблыкі на дрэвах

Чыста залатыя.


Миндовг подбежал к поющим, втиснулся между ними, положив им руки на плечи, пропел, вопрошая:


- Што ж рабіць мы будзем

На зямлі угорскай?

- Мы збудуем горад

3 камянёў каштоўных,

3 яркіх самацветаў, -


ответил хор.


- A Kaлi ж мы прыйдзем

3 той зямлі угорскай? -


снова вопросил кунигас.


- Kaлi у ciнім моры

Зашапочуць дрэвы,

Зацвітуць камённі, -


полетело в черную ночь, полетело к звездам. Расступился, рас­кололся мрак, и у каждого из слушавших со скоростью молнии промелькнула в памяти вся его жизнь с самого начала до вот этой песни, в которой слилось все, чем красно наше земное су­ществование: таинственность леса, глубина вод, голоса матери-природы. Далибор увидел плакучую березу над песчаной ту­манной дорогой, капли росы на цветах, девичью фигуру во всем белом. Туман тек, окутывал девушку, вот уже тоненькая рука птичьим крылом взметнулась над сизой стынью и исчезла. Где это было? Чья рука?

Вернулись в застолье. Миндовг был весел, смешлив, много ел и пил. Челядь подавала жареных уток и гусей, копченых угрей, холодные телячьи языки.

- Не лезет уже, а глаза все бы ели, - похлопал себя по животу один из литовских воевод, чем вызвал общий смех. Но Миндовг вдруг потемнел лицом, схватил воеводу за длинные волосы, ткнул его лицом в жирные куски жаркого, прокричал хрипло:

- Распустил брюхо! Помнишь, как мы голодали над ре­кою Невежей? Как кору грызли? Как ливонцы бросали нам через вал дохлых кошек?

Он опрокинул стол (что явно было здесь не в новинку), подался в темноту, низко уронив голову. Внезапная перемена в настроении кунигаса удивила новогородокцев. Вызвавший же княжий гнев воевода, как будто ровно ничего не произошло, сидел на кленовой скамье и размазывал по лицу блестящую влагу. И были это не слезы, а гусиный жир.

- Поди сюда, княжич, - позвал Далибора Миндовг. Ко­гда тот подошел, жарко схватил его за плечо, заговорил: - Я всех сильнее и всех богаче на Литве. У меня много рабов, много земли. Мои койминцы пашут на волах, а не на тощих клячах, как у Давспрунка. У меня тысячи серпов и сох, а кузнецы куют отменные боевые секиры, не уступающие ливонским. Мои люди везут за рубеж меха, над которыми млеют Рим и Бремен. Вы в Новогородке молитесь при све­чах из моего воска. Ты веришь мне? - спросил внезапно.

- Верю, - не покривил душою Далибор.

- Литву хочу видеть мощной, как священный дуб, под которым восседает Криве, - продолжал кунигас, и темно­-зеленые глаза его вдохновенно горели. - Всех, кто покло­няется Пяркунасу, хочу собрать под своим знаменем. И со­беру! Веришь мне?

- Верю, - снова ответил новогородокский княжич, ибо ничего иного он и не мог сказать. Этот человек был как магнит, как берег, к которому, хотят они того или не хотят, непременно приплывут когда-нибудь все челны. Тот же, кто не приплывет, ляжет утопленником на дно.

- У меня вдосталь волов, однако я и сам работаю, как вол. Разве это худо, княжич? - в горячке говорил Миндовг. - Когда я предаю смерти врагов, изменников, отступников, когда я на свою зеленую землю лью их черную кровь, - я укрепляю Литву. Разве это худо?

“Он говорит со мною, как говорил бы со своим духовни­ком, если б был христианином, - сообразил Далибор. - Он хочет излить душу, а тут, в Руте, это невозможно: его либо боятся и, как рабы, пресмыкаются перед ним, либо не хотят понять и лишь притворяются, что разделяют любое его су­ждение. Он несчастлив”. Это было первым открытием новогородокского княжича. Но он полжизни отдал бы за то, чтобы пролить свет на одну жгучую тайну: верно ли, что они родня по крови? Как тут подобраться к разгадке? Не спросишь же у кунигаса напрямик. Боевой сокол, он, поди, видел на своем веку немало светлых соколиц. Но ведь одна из этих соколиц, если верить проклятому колдуну с Темной горы, - княгиня Новогородокская, его, Далибора, мать. А зачем, спрашивается, Волосачу творить небылицы?

Ночью Далибору приснился какой-то пуганый, маловра­зумительный сон. Дремучая пуща; седой мох змеится по стволам вековых дерев - то ли взбегает на них, то ли спол­зает долу, кисло пахнет плесенью, на влажной земле под еловыми лапами лежат рваные пятна неяркого, мертвенно­го света, слышится густой тревожный гул, но не понять, откуда он исходит: ни листок, ни иголка, ни травинка во­круг не шелохнутся. В этой пуще он, Далибор, как в без­донном колодце. Кричи - не кричи, слабый голос возвраща­ется назад, отраженный от гонких осклизлых стволов. Сре­ди обглоданных старостью, оплетенных серебристо-серыми нитями мха пней тут и там высятся скелеты гигантских зубров, лосей, кабанов. В желтых костях - вот он откуда, этот гуд! - тоскливо свищет ветер. Почему они не рассы­паются, не падают? Какая сила удерживает их? Страшно Далибору. И вдруг откуда ни возьмись - яркая синекрылая сойка. Вьется прямо над головой и словно зовет за собою. Далибор, оступаясь, бежит за сойкой: только она спасет его, выведет из этой жуткой бескрайней пущи. И вот уже светлеет вокруг, оживает душа, как цветок под солнцем. Птаха вылетает на просторную поляну, где все залито жар­кими лучами, где на невысоком травянистом бугре стоит дуб-исполин необычайной красы и мощи. Далибор догады­вается, словно кто-то шепнул ему на ухо, что перед ним - князь дубов. Сойка с лету ударяется о железную дубовую кору, слышится треск, брызжет искрами ярко-белый клубок света - и перед княжичем встает Миндовг. “Видел звери­ные скелеты в пуще?” - спрашивает кунигас. “Видел”, - отвечает, еще не оправившись от страха, княжич. “Там есть и человеческие кости. Кости Рушковичей”, - Миндовг сме­ется взахлеб, задирая вверх темную с рыжей подпалиной бороду. Потом жилистой сильной рукой нагибает упругий дубовый сук. И Далибор видит на том суке железные желу­ди с медными чешуйчатыми шапочками. Они прямо горят на солнце, слепят глаза. Весь дуб усыпан ими. "В них моя сила" - с бесконечной нежностью произносит Миндовг и гладит желуди, как гладят по головкам малых детей. Вдруг в его взоре полыхает зловещая черная молния, лицо перекашивается, глаза, кажется, вот-вот вырвутся наружу из глазниц. "Одного не хватает" - кричит он, исходя гневом. - Каждый день я их пересчитываю. Не хватает одного желудя. Ты сорвал?!" - Он набрасывается на обмякшего со страху Далибора н начинает душить его. А над ним вьется синекрылая сойка, торжествующе смеется и говорит чело­веческим, по-детски тонким голоском: "Отдай мне его го­лову, я отнесу ее в свое гнездо.


Еще от автора Леонид Мартынович Дайнеко
Всеслав Полоцкий

Романы, включенные в том, переносят читателя в XI столетие, во времена княжения полоцкого князя Всеволода Брячиславича, прозванного Чародеем: «Тропой Чародея», «В среду, в час пополудни».


Меч князя Вячки

Действие романа Л. Дайнеко «Меч князя Вячки» относится к концу XII —началу XIII веков, когда Полоцкая земля объединяла в своем составе большую часть современной Белоруссии. Кровопролитная война, которую вел Полоцк совместно с народами Прибалтики против рвавшихся на восток крестоносцев, и составляет основу произведения.


Тропой чародея

Роман «Тропой чародея» переносит читателя в бурное XI столетие, во времена княженья полоцкого князя Всеслава Чародея. Историческая достоверность, увлекательная интрига, яркий колоритный язык ставят роман Леонида Дайнеко в один ряд с лучшими образцами современной исторической прозы.


Рекомендуем почитать
Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».


Летопись далёкой войны. Рассказы для детей о Русско-японской войне

Книга состоит из коротких рассказов, которые перенесут юного читателя в начало XX века. Она посвящена событиям Русско-японской войны. Рассказы адресованы детям среднего и старшего школьного возраста, но будут интересны и взрослым.


Война. Истерли Холл

История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.


Бросок костей

«Махабхарата» без богов, без демонов, без чудес. «Махабхарата», представленная с точки зрения Кауравов. Все действующие лица — обычные люди, со своими достоинствами и недостатками, страстями и амбициями. Всегда ли заветы древних писаний верны? Можно ли оправдать любой поступок судьбой, предназначением или вмешательством богов? Что важнее — долг, дружба, любовь, власть или богатство? Кто даст ответы на извечные вопросы — боги или люди? Предлагаю к ознакомлению мой любительский перевод первой части книги «Аджайя» индийского писателя Ананда Нилакантана.


Один против судьбы

Рассказ о жизни великого композитора Людвига ван Бетховена. Трагическая судьба композитора воссоздана начиная с его детства. Напряженное повествование развертывается на фоне исторических событий того времени.


Повесть об Афанасии Никитине

Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.