Железные желуди - [18]

- Отрадные для слуха слова передал ты мне, княжич, - молвил Миндовг. - От Немана до Рубона гремит слава Но­вогородка, все страшатся меча князя Изяслава. Ходил я с твоим отцом на Мазовию, знаю силу новогородокских дружин. А у меня на Литве ноне худо. Кровь течет, как бо­лотная вода. Я, кунигас, в лесу, как мышь под веником, хо­ронюсь от своих недругов. - Он скрежетнул зубами. - Мой брат, гнойноглазый Давспрунк, с его сыновьями-недоносками Товтивилом и Эдивидом хочет меня, как лося, загнать в ловчую яму, хочет, чтоб я хрипел, извивался на заостренных кольях, которые пробьют мне грудь. Вместе с безухим Выконтом - а ухо Выконту, знаешь, конь сжевал, когда он, мертвецки пьяный, валялся на снегу, - хочет Давспрунк подмять под себя Литву. Всю Литву! - Миндовг потряс перед собою кулаками. - Скорее Неман потечет вспять, чем я покорюсь им. Так что хорошие слова ты при­нес мне, княжич Глеб. Меч Новогородка и мой меч сокру­шат все! Дай я поцелую тебя за это.

Он в мгновение ока скатился с крыльца, облапил Дали­бора сильными цепкими руками. Тот прямо онемел от не­ожиданности. Шершавые губы Миндовга, его жесткая черно-рыжая борода теркой прошлись по щеке. И тут Далибор увидел нечто такое, от чего зашлось сердце, а в горло слов­но сыпанули раскаленным песком: на бугристой загорелой шее кунигаса на тонюсенькой серебряной цепочке висел железный желудь, точь-в-точь такой, как тот, что лежал в кисете у Далибора. Они были, как две пчелы из одной бор­ти. У княжича пошла кругом голова, и он, чтобы не упасть, сел на крыльцо. "Напугал, литовский медведь, дитенка", - подумал, известное дело, Костка и, без лишних церемоний отстранив плечом Миндовга, бросился к княжичу. Но тот уже овладел собою, сухо бросил наставнику:

- Стой, где положено, когда разговаривают кунигас Лит­вы и новогородокский княжич.

IV

Миндовг не сегодня и не вчера надумал объединить под стропилами, под крышей единой державы всех, кто покло­нялся Криве-Кривейте, связать в один сноп колосья, ка­чавшиеся до этого каждый сам по себе. Литва, Жемайтия, Ятвязь, Земгалия, Пруссия с их густонаселенными землями давно не давали покоя кунигасу, который пока что сидел в своей маленькой деревянной Руте и едва успевал отбивать­ся от соседей-соплеменников. Они лезли со всех сторон, вытаптывали его нивы, убивали, уводили с полоном его людей, жгли веси - каймасы. Он скрипел зубами от ярости, как раненый, затравленный вепрь. В последнее время дело дошло до того, что по ночам ему снилась красная трава, красные деревья, увешенные человеческими черепами.

Задумывался ли он над тем, какое государство хочет иметь и чего это будет ему стоить? Незадолго до него ги­гантскую державу создали Чингисхан и Батый, залив кро­вью Азию, растоптав своею конницей половину Европы. Она была как перекати-поле, эта держава, - катилась с вос­тока на запад, подминая под себя все живое, вовлекая в свое неудержимое движение многочисленные племена и народы. Стоном стонала израненная копытами земля, а сам Чингисхан, "сотрясатель Вселенной", как называли его, умирая, пожелал быть похороненным так, чтоб его могилу не могли отыскать потомки. "Сотрясателя" зарыли посреди широкой степи, а по тому месту, где он наконец обрел по­кой, пропустили тысячные табуны. Ни камня, ни кургана не осталось после него. Почти таким же способом ушел от объяснений с потомками после своей кончины завоеватель Рима Аларих: перекрыли плотиной реку, на осушенном дне вырыли могилу и снова пустили воду. Плещет река, катит волны, и поди догадайся, что на глубине, куда не достает взглядом солнце, спит вечным сном тот, кто с одинаковым упоением дробил камень крепостных стен и людские кости.

Островок земли, на котором обосновался Миндовг, со всех сторон окружали сильные, воинственные соседи: Полоцек, Менск, Новогородок, Нальшанская земля, которой правил Довмонт. Это было первое, самое тесное кольцо. Но кунигас Руты наметанным глазом воителя и дипломата ви­дел и второе - более просторное, но не менее жесткое. На юге, за Пинскими болотами, - Галицко-Волынское княже­ство, земли которого объединил под своею державной ру­кой Даниил Галицкий. На западе, за Жемайтией, где в сво­их городах сидели в немалом числе кунигасы и кунигасики, стоял железной ногою Тевтонский орден. Не посчастливи­лось пруссам, этим "голубоглазым людям с румянцем на щеках и длинными волосами", как писал о них Адам Бре­менский. Наблюдательный немецкий хронист отмечал, что пруссы весьма доброжелательны, охотно помогают тем, кто терпит бедствие на море либо подвергается нападению пи­ратов. Они едят конину, кобылье же молоко и кровь упот­ребляют в виде хмельного напитка. Серебру и золоту прус­сы не знают цены. Вовсе не ценят великолепные меха, кои­ми обладают в избытке, - с легкостью обменивают их на одежду из шерсти. Не повезло же пруссам в том, что к ним присоединился Тевтонский орден и, как рысь впивается и шею лосю, впился в прусские земли. Между ними идет не­скончаемая война. Если пруссы не выстоят, Орден выйдет на Неман, и Криво-Кривейта лицом к лицу столкнется с ла­тинским Христом. Уже столкнулся, ибо оставил священ­ный дуб в Ромове и подался в жемайтийские прущи искать взамен другой.