Железные ворота - [67]

Прежде всего он должен избавиться от чемодана. Он направился на улицу Софоклеус в лавку Григориса, который торговал консервами.

Сначала Андонис поговорил с ним о декларации, принятой налоговой инспекцией, потом о текущих бухгалтерских делах. Собираясь уже уходить, он между прочим сказал, что оставит в углу свой чемодан до вечера или до завтрашнего дня. Но Григорис, хотя и был с ним в приятельских отношениях, посмотрел на него несколько подозрительно.

— Что там?

— Смена белья.

— Ты уверен? Только белье?

— Что же еще?

— Не знаю… Чего только не случается. Я хочу жить спокойно, — проворчал Григорис. — Ты забыл, как мы переносили оружие во время оккупации? Ты же специалист по таким делам…

Андонис моментально открыл чемодан и закричал:

— Тут исподнее, дорогой мой! Вот, смотри.

Он перетрясал у него перед носом свои рубашки и подштанники, платки.

— А это что за бумаги? — спросил Григорис.

— Наброски моей статьи, мне заказали для одного экономического журнала. Читай: «Действие инфляции…» Я, между прочим, и статьи пишу…

Андонис поспешно закрыл чемодан и оставил его в углу лавки. Он сказал Григорису еще что-то о налогах и ушел, теперь уже налегке. В дверях он осмотрелся, не следят ли за ним. «Мошенники так расплодились, что вряд ли немедленно займутся мной. Нас очень много…»

И сегодня Евтихис проведет вечер в одиночестве. Раздраженный, ушел он из кофейни, — ему надоели эти идиоты со своими пошлыми шутками. У ворот он встретил Алики, и глаза у него заблестели.

— Куда идешь? — спросил он.

— А тебе что?

— Я прямо спятил от скуки, все один да один… Погоди немного…

— А Мэри? Почему бы тебе не пойти к ней?

— Надоело. Я уже готов послать все к черту…

— Ты нас до сих пор не познакомил со своей невестой.

— Успеешь еще на нее налюбоваться.

— Она красивая?

— Ничего. Не такая, конечно, как ты.

— Правда?

— Не воображаешь ли ты, что я окривел на оба глаза, и она кажется мне богиней? Ты, моя куколка, куда красивей!

Алики засмеялась, и Евтихис уже предвкушал, как он ее обнимет.

— Если бы Мэри была такой же красоткой, как ты, я не сомневался бы ни минуты…

— В чем?

— Не смейся. Тс-с-с… Перестань.

Алики продолжала смеяться, а Евтихис, схватив ее за руку, потянул к своей двери.

— Там никого нет. Идем.

— Но…

Он быстро втолкнул ее в комнату. Зажег свет. Алики растерялась. Зачем он запер дверь? На полу лоскутное одеяло и кувшин с водой. Она не успела опомниться, как оказалась здесь. Рука Евтихиса обвила ее талию.

— Куколка моя!

Его жаркое дыхание опалило ей щеку. Она попыталась вырваться, но было уже поздно. Он так крепко держал ее, что она не могла ни пошевельнуться, ни вздохнуть.

— Нет, нет… — прошептала она.

— Молчи…

Он поцеловал ее. Над ними была лампа, а вокруг голые стены. Самая соблазнительная девушка, о которой он мечтал столько ночей, была теперь у него в объятиях. Значит, это достижимо! Ее блузка упала на пол, и Евтихис совсем потерял голову.

— Пусти меня…

— Ни за что, — прорычал он, переводя жадный взгляд с белого стройного тела на одеяло, расстеленное в углу. Девушка закрыла глаза и больше не сопротивлялась.

Вдруг во дворе послышались неуверенные шаги. Евтихис замер. Он поднял Алики на руки и отнес в темную соседнюю комнату. Шаги приближались к его двери.

— Это он, — проворчал Евтихис и крепко выругался. — Подожди здесь. Я в момент выставлю его… — И он оставил Алики одну.

Раздался стук в дверь. Отбросив ногой блузку в угол, Евтихис прикрыл ее газетой и отпер дверь. Отец Мэри бесшумно переступил порог.

— Ты один?

— Да.

— Но я слышал какие-то голоса…

— Возможно, — подхватил Евтихис. — Ты столько времени меня мариновал, что я начал разговаривать сам с собой. Ты, вижу, держишь свое слово! А я уж было решил завтра известить тебя, что все расстраивается. С меня хватит.

— Я принес тебе деньги, — с гордостью проговорил старик, показывая маленький сверток, который держал в руке.

— Все?

— Да.

Евтихис сел на пол и указал старику на одеяло. Старик повиновался. Он угостил зятя сигаретой и, устроившись поудобнее, словно скинув годочков двадцать, намеревался по-товарищески, как равный с равным, побеседовать с Евтихисом.

— Порядок, — коротко бросил Евтихис, не собираясь точить лясы со стариком.

— Ну, теперь ты доволен? Мэри запрыгает от радости, как только я расскажу ей. Ну, так когда?

— В четверг, — наобум сказал Евтихис. Пусть старик знает, что за ним дело не станет.

— В этот четверг?

— Да.

Старик положил деньги на пол. Маленький газетный сверток, перевязанный шпагатом.

— Я их раз десять пересчитывал. — И он откинулся к стене, словно почувствовав облегчение.

Евтихис не притронулся к свертку. Деньги лежали на полу. Старик был очень доволен. Сказал, что чувствует себя помолодевшим и будет работать, работать не покладая рук, чтобы расплатиться с долгами. Да, сегодня он тоже трудился в своей мастерской до позднего вечера, а завтра чуть свет пойдет на стройку — ему заказывают там водопроводные трубы, потом найдется другая работа, и он будет стучать киянкой день и ночь.

— Порядок, в четверг, — повторил Евтихис, прервав болтовню старика.

Евтихис делал вид, что приход тестя не особенно удивил его. Несколько минут прошло в молчании. «Разве Евтихис теперь ему не сын? — думал старик. — Разве друзья не могут посидеть молча? На то они и друзья. Каждый думает о своем, и их не тяготит молчание».