Железные ворота - [64]

— Собери мне вещи. Что ты на меня так смотришь? — Он поднял на нее глаза и удивленно спросил: — Почему ты сегодня такая красивая?

— Разве это плохо?

— Когда ты вернулась от тетки?

— В четыре.

— И до сих пор не переоделась? Не притворяйся, будто витаешь в облаках.

— Ведь ты этого хочешь.

— Но с чего ты вырядилась? Я давно не видел тебя такой.

— Так мне вздумалось, — сказала Вангелия; улыбнувшись, она тихо добавила: — Ради тебя. Чтобы встретить тебя…

— Самое трудное, Вангелия, понять, что происходит вокруг.

— Но кое-что понимаешь с первого взгляда, — возразила Вангелия с милой наивностью, которая могла кого угодно вывести из себя.

— Через четверть часа я должен быть на вокзале. Я недолго буду в отъезде. Впрочем, почем знать? Поеду сначала в Ларису, потом в Серре. Дело выгодное, на редкость выгодное… Не смотри на меня так, умоляю тебя, время идет. Взгляни, на дворе никого нет? Мне послышались шаги. Я жду одного человека, он принесет мне деньги… Дай мне рубашки, смену белья, носки и вон те бумаги; это статья для журнала Яннопулоса, возможно, я выкрою время и просмотрю ее… Скорей же, не опустошай весь ящик, я не в Венесуэлу собрался. Хватит, хватит. Еще полотенце… Ну, ты не скучай. Одна-две недельки… Что привезти тебе?

Он обнял и поцеловал ее. «Кто знает, когда и где я увижусь с тобой». Затем схватил чемодан, портфель и выскользнул из комнаты. С отчаянной решимостью, готовый встретить любую беду, направился он к воротам. Вспышка пламени в соседней мастерской озарила двор. На улице не было ни души. Он остановил такси и через несколько минут был уже далеко от дома.

Андонис приехал на вокзал. Как только он вышел из машины, к нему подбежал носильщик, предлагая свои услуги, и лишь тогда Андонис понял, что и сам он верит, что уезжает. Сев перед своим домом в такси, он попросил шофера доставить его на вокзал как можно быстрей, чтобы успеть к поезду. Точно он хотел проделать все то, о чем наболтал Вангелии. Чтобы не потерять окончательно уважения к себе и хоть в чем-то быть последовательным, он все же предпочитал говорить правду, хоть и погряз во лжи. А может быть, чтобы держаться более уверенно, он пытался внушить себе, что действительно едет в Ларису.

Опустив чемодан на тротуар, Андонис стоял одиноко в шумной толпе отъезжающих. Теперь уже последовательность ни к чему. Он поднял чемодан и побрел по темной улице вдоль стены вокзала. Здесь все словно сровняла с землей страшная бомбежка. Все казалось ему каким-то придавленным, сплющенным. И лишь он, шагая с чемоданом и портфелем, возвышается над окружающим. Он сел на скамейку на площади Аттики, чтобы обдумать, где ему, погрязшему во лжи, провести ночь, Так не может продолжаться, что-нибудь произойдет, как-то разрядится эта наэлектризованная атмосфера. Нечто подобное ощущал он накануне войны. Помнится, мигали звезды, когда он вышел на террасу из мастерской Алекоса и вдохнул полной грудью свежий воздух. Почти все ребята, что собирались там, убиты или расстреляны, и поэтому, наверно, мигали звезды в ту ночь накануне войны. И сегодня дрожат огни. «Беда нагрянула, потому что я не смог уложиться в сроки, меня поглотила машина времени. Значит, я не знаю как следует пружин экономики… Если бы полицейские пронюхали, что я здесь, небось вмиг бы примчались. Хорошо, что у меня с собой смена белья. А если меня не арестуют, где я проведу эту ночь и следующие?»

Евтихис вернулся домой усталый. С первого взгляда его неприятно поразила пустота розовых комнат. Он станет всеобщим посмешищем, если выяснится, что старик обманул его. Уже много дней он не показывается и извиниться даже не думает. «Он, видно, считает, что, кроме его дочери, нет женщин на земле, — проворчал Евтихис, расстилая в углу одеяло. — Подожду еще день». Он растянулся на полу и принялся читать газеты. Но еще больше расстроился и вышел во двор. Все как будто на своем месте, не пахнет ни войной, ни другими стихийными бедствиями.

— Вангелия, ты одна?

— Да, Андонис уехал. Какое-то срочное дело в Ларисе. Когда у тебя свадьба?

— Пока не знаю. Жду… Женитьба — это сплошные хлопоты… Ты еще любишь Андониса?

— Почему ты спрашиваешь?

— Мэри повторяет мне без конца, что будет любить меня вечно, но я-то знаю, девушки нечто подобное твердят поначалу, как попугаи, а пройдет немного времени, и у них точно память отшибло. Меня на такую удочку не поймаешь, я вас насквозь вижу.

— А ты ее любишь?

— Раз я женюсь на ней… Знай: если я полюблю человека, жизни своей не пожалею…

— Андонис с тобой расплатился?

— Ты еще помнишь об этом? С каждым часом все меняется…

— Не вижу, чтобы хоть что-нибудь изменилось.

— Мне нужен сейчас такой человек, как твой муж. Я задумал одно дельце… Как ты считаешь, будет война?

— Откуда мне знать? Если и начнется теперь война, мне-то что? Детей у меня нет. Мне не придется отдавать сыновей в солдаты. Еще лет двадцать меня это не будет интересовать…

— Но если теперь начнется война и сбросят бомбу, женщины будут рожать уродов… Радиоактивность…

— Уродов? — воскликнула Вангелия, хватаясь за живот.

— Да, так я читал. С двумя-тремя головами или вовсе без головы, с одним глазом или с рыбьим хвостом… Но чего ты перепугалась? Позавчера я спросил об этом Андониса, и он сразу весь побелел. Я тороплюсь провернуть одно дело, пока все спокойно. Иначе пиши пропало. А ты чего боишься?