Железные ворота - [49]

«Когда? — спросил Евтихис и тут же добавил: — Если на этой неделе, то свадьбу можно сыграть в субботу». Старик согласился…

Евтихис вышел из дому, готовый дать решительный бой. На улице он долго глазел по сторонам, сделал большой крюк, чтобы заставить себя ждать, и даже зашел в парикмахерскую побриться. Они должны понять, что у него масса дел и женитьба — лишь одно из них, хотя и самое хлопотливое.

Мэри с отцом ждали его в кофейне на площади Омония и не сводили глаз с двери. Мэри была в нарядном платье, она раскраснелась от волнения, и прыщи у нее на лице проступили еще больше. Подойдя к ним, Евтихис похлопал в ладоши, подзывая официанта, но вспомнил, что у него кончились сигареты, и вышел на улицу купить их. Возвратившись, он позвонил Тодоросу, и только после этого сел за столик, погрузившись в чтение газеты, которую держал в руках его сосед. Главное, никакой спешки.

— Ну? — спросил старик.

— Жду от тебя ответа, — проговорил безразлично Евтихис.

— Восемьдесят я принес, через два дня у меня будут остальные.

— Оставь при себе свои деньги, я думал, ты человек слова…

Старик смутился, стал оправдываться, словно был виноват в своей бедности, и поклялся дрожащим голосом, что перевернет все вверх дном, но раздобудет, раз обещал, остальные деньги. Он просил Евтихиса поверить ему, за свою жизнь он-де никого еще не обманул и всегда держал слово.

Евтихис, презрительно скривив рот, ждал, когда старик кончит. Он не спеша достал из кармана документы для регистрации брака и показал их ему.

— Вот бумаги… Если бы утряслось и все прочее…

Он смял документы, еще секунда — они могут превратиться в клочья. Мэри побледнела, а старик растерялся.

— Я же обещал тебе…

Евтихис грубо прервал его:

— Позади вашего дома есть двор. Почему бы тебе не записать этот земельный участок на имя Мэри? Он же принадлежит тебе?

Старику, видно, понравилось это предложение. Сам он небось не додумался бы. Участок, конечно, маловат и выходит на задворки, но все-таки…

Мэри оживилась, глаза у нее заблестели. Она подтолкнула локтем отца.

— Что ты будешь делать с участком? Построишься?

— Не знаю, уступаешь?

— Уступаю.

— Ну, тогда по рукам.

Евтихис посадил их в такси, завез домой за документами, и потом на той же машине они отправились в нотариальную контору, где старик записал участок на имя Мэри. Пока составляли акты, Евтихис прохаживался по коридору и покуривал, показывая всем своим видом, что он не имеет никакого отношения к их семейным делам. Лишь в конце он осведомился, сколько стоит эта операция, и расплатился сам. На лестнице старик прошел с Евтихисом вперед и спросил его:

— Выходит, ты женишься на моей дочке не потому, что любишь ее?

— Это никого не касается. Если я люблю ее, тем лучше. Но на этом тебе нечего выгадывать… Записать на нее участок ты мог бы догадаться и сам…

— Я считал, что тебе нужны только деньги. О другом не подумал.

— Вижу. Мой папаша тоже никогда ни о чем не думал и все ночи просиживал в таверне… Неужто твоей дочке оставаться в накладе, лишь потому что мне она по душе?.. Значит, ты играешь на моих чувствах, чтобы утаить несколько лир от собственной дочери! — произнес с изумлением Евтихис.

— Такого у меня и в мыслях не было, но не накидывай ты мне петлю на шею… За ее матерью я не взял ни гроша. Привел ее к себе в дом в одном платьишке, как была…

Мэри догнала их на улице. Евтихис взял ее за руку. На перекрестке, не отпуская Мэри, он крикнул ее отцу:

— Нам сюда! — И он указал направо. — Что касается дальнейшего, я буду ждать тебя дома. Как только наскребешь двести, приходи. Больше ни в какие переговоры я не вступаю.

Они оставили старика на углу и смешались с прохожими. Мэри шла рядом с Евтихисом и чувствовала, как он крепко сжимает ей руку, прокладывая путь среди шумной толпы.

— Куда мы идем?

— Да так, прогуляться. Я хотел отделаться от него. Ну и нытик твой папаша!

Мэри заступилась за отца; она стала объяснять, что в полдень его чуть не хватил удар, когда человек, обещавший одолжить деньги, обманул его.

— Заткнись, глупая, — грубо оборвал ее Евтихис. — Ты, я вижу, хорошо затвердила урок. Разве монеты нужны мне, чтобы играть на улице в орлянку? Они станут опять твоими. Ты, кажется, не смекнула, с кем имеешь дело. Я могу свить себе гнездо на ветке… я и на досках сплю прекрасно.

— Тогда зачем?

— Деньги нужны тебе, разиня. То есть нам обоим. Мы горы свернем! Будем жить припеваючи. Распрощаемся с подлой нуждой… Вот посмотришь…

Мэри прикрыла на секунду глаза, уйдя в мир грез. Разноцветные огни улицы превратились в прекрасный фейерверк; прохожие, которые толкали ее, поток машин — все это нескончаемое движение преломлялось в ее сознании в мечту о далеком путешествии. Евтихис понял, как опасно девушке давать волю своему воображению, и сказал:

— Но прежде всего тебе придется трудиться не покладая рук, гнуть спину день и ночь. Я тоже буду весь выкладываться. Ты хватишь лиха, еще постонешь. Небось ты, глупенькая, вбила себе в голову, что мы будем только пялить глаза друг на друга?

Они свернули в переулок, где было поменьше народу, и Евтихис, запустив руку в ее короткие кудрявые волосы, откинул ей голову назад и поцеловал в губы. Потом они опять вернулись на ярко освещенную, шумную улицу, и Евтихис долго поглядывал искоса на Мэри. Она казалась обессиленной, и когда разноцветные огни реклам неузнаваемо меняли ее лицо, он спрашивал себя, что представляет собой эта девушка, которая рассеянно бредет рядом с ним, погруженная в свои мечты.