Железные ворота - [46]

Измини посмотрела на него с удивлением и потянула его за собой, но Ангелос все-таки нажал звонок велосипеда, стоявшего у молочной. Вышел какой-то мужчина и сердито осведомился, кто это сделал.

— Я! — с гордостью ответил Ангелос. — Захотелось пошутить…

Измини страшно. Все обстоит не так просто, как пытается представить Ангелос…

Он стал расспрашивать ее о старых друзьях.

— Ты встречаешься с кем-нибудь из них?

— Нет, никого не вижу.

— Как ты думаешь, пустит меня на несколько дней Тасос?

— Но он врач и живет в больнице.

— В какой?

— Завтра узнаю и скажу тебе.

— Не нужно. А Стаматис?

— Я видела его несколько дней назад, он получил подряд в провинции.

— Обо мне он не спрашивал?

— Нет, рассказывал о своих делах…

— Значит, никто не спрашивал обо мне?

— К счастью, нет, — с удовлетворением ответила Измини.

— Никого не интересует, жив я или нет?..

— Сначала спрашивали часто, но потом все реже и реже. Последнее время только Статис, наборщик, что живет в нашем дворе… Говорит, что он твой друг и хотел бы тебя повидать…

— Ты знаешь, в какой типографии он работает? — заинтересовался Ангелос.

— Да. Он всегда в ночной смене.

— Пошли, разыщем его.

Ангелос схватил ее за руку, и они ускорили шаг. Измини объяснила ему, что, по мере того как о нем забывали, ей становилось спокойней. Она дрожит, когда кто-нибудь произносит его имя.

— Значит, никто не вспоминает обо мне?

— А ты не доволен?

Немного погодя он спросил:

— Хоть книги-то мои целы?

Измини успокоила Ангелоса, что все они сложены в его комнате.

В центре, где царило оживление и было светло, как днем, он смело шагал посередине тротуара, мимо ночных баров.

Они дошли до типографии. Он попросил Измини передать Статису, что ждет его внизу, и остановился в дверях, среди рулонов бумаги, прислушиваясь к ритмичному стуку машин. Каждый удар — буква. Все продолжает действовать в этом мире, и жизнь не прекращается. Газеты распространяют вести о ней, и каждый день, пролетая все быстрее, несет с собой что-то новое. Лишь ты остаешься в стороне, постоянно терзаемый страхом, обращающим все во вчерашний день. Тебя окружает безмолвная пустыня, где бы ты ни вышел за ее пределы — всюду встретит тебя неизвестность и ледяной ветер опасности. Жизнь словно остановилась для тебя в то утро, когда в газетах мелким шрифтом напечатали: «Дважды приговорен заочно к смертной казни». С тех пор ты сам и все вокруг стало «заочным».

Статис сбежал по лестнице и тут же обнял его черными от краски руками. Друг! Измини заметила, как просветлело лицо Ангелоса, и с тревогой подумала, что может скрываться за сердечной улыбкой Статиса.

— А ты уверяла меня, что не видишься с ним… — повернувшись к Измини, сказал, подмигнув, Статис.

Но Ангелос торопился поговорить с ним о чем-то важном.

— Ты разрешишь нам побеседовать? — попросил он Измини.

Статис и Ангелос отошли в глубь коридора. Ангелос старался спрятаться за спину друга.

— С минуты на минуту меня могут арестовать, с сегодняшнего утра… Мне негде укрыться. Я брожу по улицам. И даже не решаюсь признаться в этом Измини.

— Может, тебе нужны деньги? — предложил испуганный Статис.

— Где-нибудь укрыться, хотя бы на несколько дней…

Статис пожал плечами. Неожиданная просьба смутила его. Глаза у него сузились от страха.

— Это, Ангелос, нелегко… Так внезапно…

— Видишь ли, обычно не извещают, подготовься, мол… Только ты можешь спасти меня…

— Но как? Каким образом?

— С тобой в комнате живет еще кто-нибудь? — спросил вдруг Ангелос.

— Но кругом все тебя знают… В твоем же доме…

— Послушай, Статис. Остаться мне на улице — это все равно что сдаться самому полиции. Сколько можно еще бродить по городу?

— Но как же быть, на этих днях ко мне приедет сестра…

— Скажи прямо, Статис, поможешь или нет?

— Ладно, приходи, — прошептал Статис. — Послезавтра…

— Дай мне ключ. Никто не будет знать. Даже Измини.

— Ключ висит всегда на гвоздике, справа от двери. Но предупреждаю: это опасно. Я кончаю работу на рассвете…

— Спасибо, Статис. Послезавтра я приду. Если, конечно, буду еще на свободе…

Они подошли к Измини. Ангелос теперь казался спокойней. Статис наблюдал за ним. Ночь, по словам Статиса, была какой-то непонятной: одна телеграмма тревожней другой, и все о войне, о бомбах…

— Ну, что, Измини, погуляем еще?

На улице их встретил дождь. Много лет Ангелос не ощущал его капель на своем лице. Он спросил Измини, не должна ли она возвратиться домой, не беспокоятся ли о ней, — совсем как в прежние годы, будто ничего не случилось и они гуляют по городу. Как легко может вернуться прошлое! Они остановились на углу. Ни души. Измини обняла его, но он сделался точно каменный.

— Пройдем дальше, — сказал он.

Новая улица, незнакомые места. Тишина. Оба предпочитали не говорить о том, куда они идут и сколько еще будут бродить. Измини поцеловала его. Дождь усилился.

Промокнув до нитки, они спрятались под железным навесом. Всюду лужи и тьма. Что будет, если кто-нибудь обратит на них внимание? Неужели впервые за пять лет он вышел на улицу для того, чтобы они, вымокшие, всю ночь простояли под дырявым навесом? Сегодня, быть может от непогоды и страха, лицо Ангелоса кажется особенно суровым, и он выглядит старше своих лет.