Железные ворота - [30]

Сидя у окна, Измини смотрит на двор и соседние дома. Облака растут и чернеют; ночь, как серая пыль, оседает на черепичные крыши; дни начинаются и кончаются все так же торопливо. Господин Харилаос поручил ей снять копии с показаний и путаных судебных решений, не имеющих никакого отношения к Ангелосу; кроме того, он просил ее справиться, где находятся теперь конторы каких-то двух инженеров. Она все сделала и оставила бумаги на письменном столе судьи. Он считает, что это нужные данные для процесса. «Я должен торопиться…» — часто повторял господин Харилаос и смотрел ей в глаза, точно не решаясь произнести то, что вертелось у него на языке: «Я должен успеть…»

Когда уходит Лукия, дом будто вымирает. Сначала она раздражала Измини своей иронической улыбкой и напускным равнодушием. Но теперь Измини замечает в ее поведении что-то странное, точно ее гложет какая-то тоска. В присутствии Измини она напевает, стучит дверцами шкафов, выдвигает и задвигает ящики, вступает в разговор, интересуется модами, но иногда ни с того ни с сего раздражается. Однажды вечером, зайдя в квартиру судьи, Измини увидела Лукию сидящей на кровати Ангелоса. Вид у нее был подавленный: плечи опущены, глаза мутные, руки в бессилии лежат на коленях. Казалось, она так глубоко задумалась, что, рухни крыша у нее над головой, она не заметила бы. Тихонько прикрыв дверь, Измини прошла в комнату к госпоже Иоанне. Услышав их голоса, Лукия тотчас преобразилась.

— Я только что вернулась, — крикнула она и принялась напевать. Измини ушла, и песня сразу оборвалась.

Как-то на днях лил дождь, и Лукия вернулась домой промокшая до нитки. Она поднялась до середины лестницы, но, заметив, что дверь Вангелии приоткрыта, спустилась вниз и решительно постучала к ней. Истосковавшаяся по людям Вангелия приветливо встретила ее.

— Ты промокла насквозь… Зайди.

— Я часто вижу тебя у окна… Что ты вышиваешь каждый вечер? Покажи мне, — сказала Лукия, остановившись на пороге и окидывая взглядом комнату.

Она не решалась войти, и Вангелия взяла у нее мокрое пальто и пододвинула ей стул.

— Как тут все изменилось…

— Вытри волосы. Если хочешь, сними туфли… Где это ты бродила под дождем?

— Можно мне заглянуть в соседнюю комнату? — спросила Лукия.

— Проходи, но у нас беспорядок. Мой муж работает по ночам, и там повсюду разложены его бумаги. Я их не трогаю, это какие-то счета, прейскуранты.

— С вашей квартирой у меня связано много воспоминаний, — сказала Лукия. — Тут стоял его письменный стол, кровать, там — кровать его матери. Сколько лет вы живете здесь?

— В августе будет пять, — ответила Вангелия. — Поселились временно, и вот, как видишь, все еще здесь.

— Кто жил в этой квартире до вас?

— Комнаты пустовали. Кажется, съехала какая-то портниха с кучей братьев и сестер.

— А еще раньше кто жил?

— Не знаю. Не слышала… Садись. Ты уже столько дней здесь, а мы ни разу даже словом не перекинулись… Долго пробудешь в Афинах?

— Я приехала по одному делу, пока не закончу…

Вангелия с гордостью показала свое рукоделие.

— Вот, вышила две скатерти и салфетки.

Едва скользнув по ним взглядом, Лукия медленно обвела глазами комнату. Но она все же похвалила Вангелию за вкус и тонкую работу. Спросила, каким стежком она вышивает, какими нитками.

— А я тебя помню, — немного погодя сказала Лукия. — Ты ведь жила в красном кирпичном доме у железной дороги, около переезда? Я бывала там по соседству у моей подружки Лизы. Ты помнишь ее?

Вангелия помнила, и они заговорили об общих подругах, о парне-заике, который читал им стишки своего сочинения, о толстухе, каждую неделю красившей волосы в другой цвет, о тетушке Марии, которая связалась с американцем, что носил золотую цепочку, и о ее дочке, сбежавшей с велосипедистом…

— Как мы не познакомились тогда? Да и теперь каждый день встречаемся и только киваем головой друг другу… А я так одинока, — вздохнула Вангелия.

— Пойдем как-нибудь в кино…

— С удовольствием, свободного времени у меня хоть отбавляй…

Женщины сговорились сходить на днях к железной дороге и повидаться со старыми подругами. Лукия повеселела, а Вангелия была просто счастлива — нашелся наконец приветливый человек, с которым можно хоть словом перемолвиться.

— Я очень одинока…

— А я устала от жизни в провинции…

Потом Вангелия открыла ящик.

— Я покажу тебе, какие шторы я вышиваю… Мы с Андонисом все собирались поменять квартиру. Но теперь спешить не к чему… В ближайшее время они нам не понадобятся…

— Вы передумали? Ты привыкла к этой квартире?

— Должна привыкнуть, — твердо ответила Вангелия. — Дела у моего мужа идут не совсем гладко. Нам не до новой квартиры. Андонис из кожи вон лезет, но пока что у него ничего не клеится… От меня он скрывает правду, старается представить все в розовом свете. Но я знаю, что ему угрожает опасность… Я притворяюсь, будто верю ему, чтобы он не огорчался еще больше. И вышиваю шторы для новой квартиры… А он думает, что ловко обманывает меня.

— Как ты можешь?

— Иногда он пытается скрыть от меня что-нибудь, а я готова рассмеяться ему в лицо. Он распространяется о важных делах, о своих планах…

— А ты?

— Я слушаю и поддакиваю. Да, да, все, мол, будет хорошо… — Вангелия помолчала. Она сложила шторы и улыбнулась. — Я сердцем чувствую, что все образуется, — продолжала она. — Андонис способный человек, он справится с трудностями. Как же мне не поддержать его? Разве я этим не помогаю ему?