Железные ворота - [19]

Андонис вернулся к кофейне. Господин Харилаос уже встал и вежливо прощался с Тодоросом, который тупо смотрел на него своими заплывшими глазками. Наконец судья вышел. Покупая в киоске газету, он внимательно оглядел улицу.

В кофейне было шумно, и Андонис, остановившись перед Тодоросом, похлопал его легонько по плечу, чтобы привлечь к себе внимание.

— Садись и молчи, — приказал Тодорос.

Андонис сел, выпил стакан воды, стоявший на столике, и принялся изучать большие потемневшие картины в позолоченных рамах, висевшие на стене. Идиллический пейзаж в стиле прошлого века; эфирная девушка, зловеще романтичная, рассыпает цветы из корзины. Копоть, пыль и мухи не пощадили этих картин. Кричат официанты, толчется любопытный и праздный народ. Тодорос смотрит куда-то вдаль, и Андонис не решается спросить его, до каких пор будет продолжаться это тягостное молчание. Он разглядывает ближайшую картину «Коровы на водопое» и посетителя, который, сидя против него на диване, читает газету. Время идет, а Тодорос все сидит, погруженный в свои думы. В газетах опять пишут о бомбах, о термоядерной войне, об уголовных преступлениях, о широких экономических планах и о новых мерах по наведению порядка в стране. Но эти смутные времена, такие же печальные страницы истории, как мрачное средневековье, сулят большие прибыльные дела.

— Ну? Ты возьмешь сегодня товар? — спросил внезапно Тодорос.

И Андонис, застигнутый врасплох вопросом, стал мямлить, не зная, возможно впервые в жизни, с чего начать. Наконец он открыл портфель и достал лист бумаги, исписанный цифрами.

— Я сделал полный расчет, — сказал он.

Тодорос взял лист и, не глядя, разорвал его в клочки. По-видимому, он весь был во власти каких-то мучительных мыслей. Зачем ему расчет этой операции с контрабандой? Андонис не подумал об этом, растерялся и, размахивая руками, принялся доказывать:

— Может быть, расчет неудачный, но без него не обойтись. Все требует системы, порядка. Я записал для тебя цены, требования, предъявляемые к каждому сорту, скидки…

— Дурачком прикидываешься, Андонис?

— Рынок — это не цыганский базар; чтобы провернуть выгодную сделку, необходимо знать, какие там условия. Импорт — это теперь целая наука.

— Товар не ждет. Мне нужен агент, который передал бы его из рук в руки. К чему мне экономист?

— Но я не просто торговый агент, — сказал Андонис. — Я разбираюсь в экономике, слежу… У меня масса идей… Тебе нужен именно такой человек.

— Понял, — сухо отрезал Тодорос. — Ты слишком порядочный… Ведь речь идет о контрабанде…

Для Андониса этот уничтожающий довод прозвучал как брань. Гул, царящий в кофейне, стоял у него в ушах. Говорят, все говорят, ведут деловые переговоры.

— Нет, нет, Тодорос, клянусь тебе! Я колеблюсь только из холодного расчета, поверь мне. Каждый делает то, что ему выгодно… Я хочу иметь кредит на рынке, кредит доверия… Вот и ты предлагаешь мне работу, потому что знаешь, даже если мне будет грозить виселица…

— Значит, ты отказываешься… Скажи прямо и покончим с этим… Коммерции нужны ловкачи, а не герои…

Шум в кофейне нарастал. Андониса так и подмывало отплатить Тодоросу оскорблением, назвать его предателем, продажной шкурой, коллаборационистом, сотрудничавшим со всеми подряд оккупантами. Но он прикусил язык: ведь Тодорос коммерсант в широком смысле этого слова. Пусть покуражится немного, сейчас не время терять хорошего клиента. Андонис смотрел на посетителей, на потемневшие картины, на засиженные мухами люстры, на часы с неумолимо бегущими стрелками, на стаканы, мелькавшие в руках официантов, на тяжелые мешки под глазами Тодороса, на его распухшие и словно неживые пальцы, застывшие на мраморном столике.

— Нечто в этом роде твердил мне старик судья, который только что ушел отсюда. Мне, мол, надо спросить свою совесть.

— Насчет коммерческих дел? — с любопытством спросил Андонис.

— Нет, насчет другого. Он уверен, что моя совесть…

— Но я не требовал от тебя ничего подобного, — оправдывался Андонис. — Я сказал только, что тебе нужен человек с идеями и знаниями, чтобы изучать, чтобы следить за направлением в экономике… И больше ничего…

— Берешься за работу? Говори!

— Мне невыгодно…

— Почему тебя, Андонис, выгнали со службы?

— Какое это имеет значение? Если бы я захотел, то легко мог бы остаться, очень легко… Меня уволили не за растрату, не за бездарность…

— А ты, как старик судья, спрашивал свою совесть…

— Предположим… Но это мое личное дело… Подумать только, всю жизнь оставаться бухгалтером! А теперь, — вызывающе продолжал Андонис, — я торговый агент и этим зарабатываю на хлеб!

— Ну и что из того? Да, ты торговый агент, ходишь по лавкам, магазинам, а у тебя опротестованные векселя… Когда тебя упрячут в тюрьму…

Гул в кофейне тотчас замер, картины слились с грязными стенами, лишь вода сверкала в стаканах и все кругом молча жестикулировали, автоматически открывая и закрывая рот. Кто-то мимоходом толкнул Андониса в плечо, он чуть не свалился со стула. «Если хорошенько подумать, — рассуждал про себя Андонис, — мои сомнения совсем не морального свойства. Раз у меня столько долгов и опротестованных векселей, было бы величайшей глупостью ввязываться еще в дело с контрабандой. Впрочем, хоть я иду ко дну, я не доставлю удовольствия тому, кто считает, что унизил меня, назвав торговым агентом». Он сунул руку в карман за носовым платком и нащупал деньги, которые он получил от импортера.