Железные ворота - [147]

«Все в конце концов утрясется, — думал он, — самое главное, чтобы работали станки». Он холодел при мысли, что может прекратиться этот гул, звучавший для него, как прекрасная музыка. Если замрет жизнь в мастерской, он этого не переживет. Андонис морочил ему голову бесконечными разглагольствованиями о себестоимости и причинах неудачи; виноваты, по мнению Андониса, были условия времени, система импорта, конкуренция. Но он прекрасно знал, что система импорта, конкуренция существовали и прежде. Поэтому болтовню Андониса он ни во что не ставил и был уверен, что стоит им поднажать, как дело пойдет на лад. «Я предпочитаю, Мэри, подохнуть на работе, а не с горя или от разрыва сердца», — говорил он жене. Благодаря займу он выплатил рабочим половину жалованья за прошедшую неделю… Если бы тетушка Стаматина не была его матерью, он бы показал ей, где раки зимуют. А стоило Фанису раскрыть рот, как его буквально трясло от негодования. Несколько раз Андонис пытался втолковать ему, что люди правы, требуя вознаграждения за свой труд, но он ругал Андониса на чем свет стоит.

В следующую субботу события развивались приблизительно так же, как в предыдущую, но рабочие уступили, получив опять половину денег.

— За этими воротами вас ждет безработица! — кричал Евтихис, встав на ящик.

Обстановку разрядил немного Андонис; он произнес небольшую речь о гибельной конкуренции с крупными промышленниками и о том, что мелкие предприятия должны непременно выжить.

— Спасибо. Ты нам глаза открыл, — заметил язвительно Фанис.

Но наступившее затем молчание не могло долго тянуться. Ропот и недовольные взгляды не сулили ничего хорошего. Евтихис прекрасно понимал это — недаром он целый день торчал в мастерской — и поделился с Андонисом своими опасениями.

Андонису не надо было много времени, чтобы разобраться в поведении рабочих. «Все их повадки знакомы. Чего же от них ждать, если им не платят?» Но он не осмелился сказать о своих печальных выводах Евтихису. К тому же пришло несколько извещений из банка, и обстановка еще больше усложнилась.

И в довершение всех неприятностей вдруг остановились машины. Наверно, нет электрического тока, решил Евтихис, но на всякий случай спросил, в чем дело. Став перед ним плотной стеной, рабочие заявили ему:

— Мы больше не будем работать, если ты нам не заплатишь.

— Сию минуту? Это невозможно.

— Но ты нам обещал.

Тогда Евтихис позвал Андониса:

— Иди сюда. Ребята требуют…

Андонис все уже понял и был в воротах.

— Я мчусь в банк, — крикнул он и исчез.

Ему вслед понеслось проклятие Евтихиса.

Но надо было выяснить отношения с рабочими, которые, словно завороженные, не спускали с него глаз.

— Ну чего вы уставились? — обратился к ним Евтихис. — Разойдитесь. Я же сказал: вам заплатят, как только будет продан товар…

В ответ раздался смех. Он сделал вид, что не рассердился, и, указывая в сторону забора, объявил:

— Кто не хочет работать, пусть идет туда. Остальные стойте на месте. По одному… чтобы выяснить раз и навсегда…

К забору тотчас направились тетушка Стаматина и Фанис — он этого ждал. Потом пришла очередь Эльпиды. Евтихис улыбнулся — и у него ведь есть свой, близкий человек. Эльпида сделала два шага и остановилась. Затем решительно двинулась к забору. Неужели у него на глазах рушится мир?

— Стой! — закричал он.

Эльпида опять остановилась. Лицо ее не дрогнуло. Она ждала, что он ей скажет, но он лишь недоуменно смотрел на нее, и она присоединилась к Фанису и старухе.

— И ты!

— Да, — ответила она, не повышая, как всегда, голоса.

Точно оглушенный сильным ударом, Евтихис не решился продолжать эту опасную игру. Он вытер пот со лба и пробормотал:

— Делайте что хотите! Мне все равно. — И поспешно скрылся в прачечной.

Люди, видно, разбрелись по двору. Он различал шаги, отдельные слова. Чтобы прийти в себя, он подставил голову под кран. Потом закрыл ногой поплотней дверь.

Вдруг во дворе появились два незнакомых человека. Подозрительные типы, к ткацкой мастерской они определенно не имели никакого отношения. Испуганная Измини выглянула из двери.

— Госпожа Вангелия! — закричал Фанис. — Тут спрашивают господина Андониса.

Вангелия подбежала к пришедшим. Они что-то сказали ей вполголоса.

— Да, он живет здесь, — ответила она. — Но сейчас его нет. Несколько дней назад он уехал в Ларису. Он, знаете ли, часто разъезжает… Как только вернется, я ему скажу.

Незнакомцы ушли, и Вангелия заперлась в своей комнате.

Во дворе все замерло. Евтихис носа не высовывал из прачечной. Одни рабочие сидели на земле, другие бесцельно бродили по двору. Сколько же их в этой ткацкой мастерской? Здесь у него учитывался каждый грош — собралась целая стопка счетоводных и товарных книг, — а сколько человек работало у него, он не представлял. Тысяча, а может, сто тысяч?

Наконец Евтихис вышел из прачечной.

— У меня вдруг закружилась голова. Наверно, перегрелся на солнце. Вы не так меня поняли: я пошутил. Мы ведь часто шутим. Ваше право работать или прохлаждаться… Ну, кто расскажет какой-нибудь анекдотик?

Но никто не подошел к нему. Люди как ни в чем не бывало ходили по двору, по цеху. Машины стояли мертвые. Почему он еще не сошел с ума? Долго будет продолжаться эта отвратительная комедия? Он растянулся на земле, подальше от других. Эльпида сидела в тени, под лестницей; она, видно, не поняла, что натворила. А если тихонько подкрасться к ней и поцеловать ее в глаза, затененные ресницами? Сколько тысяч километров отсюда до винтовой лестницы? Неизвестно, хватит ли всей жизни, чтобы совершить это путешествие. А жаль, приятно верить, что ты успеешь туда добраться; пуститься бы в путь и не думать о возвращении. Это было бы похоже на путешествие в космос, о которых пишут в газетах.