Железные ворота - [129]

Хорошо, что рабочие ладят между собой и поглощены целиком делом. В самом начале Евтихис сказал им: «Здесь будем мы добывать свой хлеб…» А когда запустили машины, он не выдержал: на глазах у него выступили слезы, и он поспешил скрыться в прачечную. Он плакал, как малое дитя, и сердце его стучало так громко, что он прижимал руки к груди, чтобы оно не выскочило. Через некоторое время, когда ему крикнули, что пришла машина с пряжей и нужно подписать накладные, он умылся и вышел из прачечной с припухшими глазами.

Знаменательным был и тот день, когда рабочим выдавали первую получку. Андонис сел за столик, пересчитал деньги, разложил ведомости. Он выплатил каждому жалованье с точностью до копейки, как это определялось условиями договора, и удержал, сколько положено. Хотя он и понимал, что это торжественный момент, он старался вести себя как можно проще, словно занимался обычной текущей работой. Евтихис, очень взволнованный, стоял рядом с ним и похлопывал по спине каждого, кто получал деньги. Тетушка Стаматина расцеловала Евтихиса, Эльпида его поблагодарила, Иорданис пожелал ему всего хорошего, а Фанис, заглядывая в глаза, пожал руку. Евтихис с трудом сдерживался, чтобы опять не расплакаться и не стать всеобщим посмешищем. Когда последний рабочий получил деньги, он подошел поближе к столу, уверенный, что и ему дадут жалованье, но Андонис разочаровал его:

— Тебе же причитается часть прибыли, ты хозяин…

Хотя Евтихису это не очень понравилось, он громко засмеялся, обращая все в шутку.

— А я разве не работаю здесь? — жалобно спросил он.

Андонис, словно назло ему, провел красную черту в ведомости и закрыл кассу.

— Все оставшиеся деньги твои, забирай их, но только жалованья не жди.

Евтихис недовольно почесал подбородок и буркнул Мэри, чтобы она забыла и думать о новом платье.

— Мы, деточка, можем рассчитывать только на прибыль, нет у нас ни гроша… — Но вдруг он вспомнил, что, занятый мыслями о собственном жалованье, не проследил, ушел Фанис один или вместе с Эльпидой. Получка — это великолепный предлог поболтать и прогуляться до Петралона. Встревоженный, он вышел на улицу, но их и след простыл…

Через несколько дней мастерская сдала первую продукцию. Правда, одеяла получились немного узкие и кривоватые. Андонис и Евтихис обменялись мнениями, обсудили, почему получился брак, и, подумав, пришли к выводу, что эти недочеты при первых шагах неизбежны. Андонису благодаря его изворотливости, напористости, а главное, взятке удалось сдать одеяла. На рассвете он отправился на склад, где происходил прием товара, завязал дружбу с нужными людьми, угостил их и ловко подсунул одеяла, забракованные накануне.

Таким образом, остаток оказался не так велик, и его решили сбыть вместе с новой партией. Испугавшись, как бы у них не залежался бракованный товар, Евтихис предложил спустить все с рук на улице Эолу. «Редкий случай! Распродажа! Спешите, люди…» Андонис не сумел переубедить его в абсурдности подобных действий, но сделал ему внушение и строго-настрого запретил это делать. Два одеяла Евтихис оставил себе. «Пусть погреются наши косточки, зимой мы не знали, куда деваться от холода». Он унес их, прижимая к груди, а на ночь укрылся ими, хотя стояло лето. Заказ они получили при посредничестве Тодороса: его передала им одна фабрика, взявшая на себя обязательство сдать продукцию в жесткие сроки. Поэтому они не особенно заботились о качестве. Как только сдали одеяла, Евтихис потребовал, чтобы Андонис немедленно подсчитал прибыль, но тот опять стал чинить ему препятствия — можно было подумать, что все это он делает не без злого умысла. «Производство — это сложный процесс…» Другой отговоркой Андониса было то, что фабрика, снабдившая их заказом, выплатит им половину стоимости пряжей, а остальное — лишь через три месяца наличными.

Тодорос во многом помог им. После смерти судьи Евтихис долго оправдывался перед ним. Сначала Тодорос отругал его и прогнал. Потом Евтихис поплакался, жаль, мол, пропадать из-за глупой случайности; если бы он знал, что покойный так докучал ему, он не преминул бы поговорить с ним начистоту. При одном из объяснений присутствовал и Андонис; он робко посоветовал Тодоросу забыть все обиды — ведь судьи уже не было в живых.

— Я знал когда-то его сына и думал, что смогу как-нибудь помочь ему, — сказал Андонис.

— Может, ты хочешь, чтобы я передал тебе прямо в руки живого Ангелоса? — воскликнул Евтихис. — Говори, хочешь, чтоб я это сделал?

Тодорос молчал. При следующей встрече Евтихис подписал, не прочитав, документы и получил наконец деньги под залог машин. Андонис был вне себя, бранился и растолковывал Евтихису всю опасность такого соглашения. Тодорос ходил теперь свободно повсюду, он уже не боялся, что появится судья и спросит его вежливо, с невозмутимым спокойствием, как он, посоветовавшись со своей совестью, решил вопрос об ответственности… Но такие разговоры на тему о совести не способствуют успеху коммерции, и теперь уже никто о них не вспоминает. Тодорос потребовал, чтобы Грипакиса не принимали на работу, потому что тот, мол, будет зачинщиком всяких беспорядков в мастерской. А Грипакис, человек смышленый, правильно понял, что означали слова: «Ты непременно понадобишься позже, когда расширится дело». Грипакис попрощался и ушел. Через несколько дней он появился во дворе, но постучал в дверь Измини. В первый момент она удивилась, но вскоре вместе с Грипакисом ушла куда-то. Все решили, что они отправились на свидание с Ангелосом.