Железные ворота - [130]

Как только смолкает гул машин и нарушается привычный ритм трудового дня, обессиленный Евтихис не знает, куда себя девать. Работа тяжелая, и приходится с утра до вечера неусыпно наблюдать за всем. Однажды он позвал Мэри и велел ей вымыть в цехе пол.

— Поручи работнице… — сказала Мэри, имея в виду Эльпиду.

Евтихис рассвирепел:

— С завтрашнего дня ты будешь помогать у станка. Поработаешь, наберешься немного ума. А то, я вижу, ты вообразила, что сделалась женой фабриканта.

Мэри молча принялась за дело, а Евтихис продолжал распекать ее:

— Когда человек полный невежда, он старается хоть чему-нибудь научиться. Твоя темнота тебя не красит. Все в лепешку расшибаются, а выучиваются ремеслу… Если ты ничтожество, то не имеешь права требовать к себе уважения… Поняла?

Внезапно Евтихис перестал ворчать. В дверях показался отец Мэри. Жалкий и растерянный, он переступил порог и робко приблизился к ним.

— Не ошибся ли ты дверью? — с издевкой спросил Евтихис.

Мэри остановилась посреди цеха, босая, с шайкой и веником в руках.

А старик слабым, дрожащим голосом завел длинную сказку о том, что пришло время платить проценты за деньги, одолженные им к свадьбе…

— Вы, детки, уж помогите мне… — скулил он, пытаясь их разжалобить.

Скрестив руки на груди, Евтихис невозмутимо слушал его. Когда старик замолчал, Евтихис повернулся к Мэри и приказал:

— Ответь ему ты.

Мэри смутилась, она поняла, что от ее слов будет зависеть многое. Старик не переставал скулить, и Евтихис потерял терпение.

— Прекрати, будет так, как скажет твоя дочь… Говори, Мэри.

Отец обратил к ней умоляющий взгляд.

— Уходи! — закричала на него Мэри. Евтихис самодовольно усмехнулся. — Чего ты тут забыл? — продолжала она. — Не видишь, мы заняты.

Старик напомнил, что он дал им деньги и теперь просит лишь о небольшой помощи.

— Если бы нам пришлось платить проценты, мы нашли бы, где взять, — сказала Мэри.

Евтихис даже растерялся: жена его слишком быстро постигла приемы коммерции.

— Она права, — заметил он тестю.

Старик готов был броситься им в ноги.

— Меня посадят в тюрьму, — прошептал он в отчаянии.

— Туда тебе и дорога, — бросила ему в лицо Мэри.

Старик с трудом доплелся до двери и молча вышел. Евтихис покатился со смеху.

— Так ему, бедняге, и надо! Жалок-то как твой папаша! Плакался, плакался! — А потом весело добавил: — Брось мыть пол, крошка, одевайся и пойдем погуляем. Ну и востра же ты! Сегодня будем пировать до зари…

Каждый день после обеда Измини поливает цветы и сидит на винтовой лестнице около своей двери. Часы идут, а она не покидает своего поста и ни с кем не вступает в разговор. Смотрит, кто входит во двор, наблюдает за незнакомыми людьми и настораживается при каждом скрипе ворот. Не раз Евтихис спрашивал ее, плутовато подмигивая: «Как поживает твой герой? Ну, и упрямец же он! Бросил он тебя, что ли?» Или: «Что сидишь одна? Свидание сорвалось?» Измини, конечно, не отвечает и пытается скрыть свое смятение.

Последнее время, увидев Измини, все тотчас вспоминают Ангелоса. Точно он живет где-то здесь, точно он никогда не отсутствовал, раз так внезапно появился в самый разгар скандала. Как не побоялся он встретиться с тем толстяком? Но такие герои, как Ангелос, ничего не боятся — всю жизнь смотрят они в глаза смерти. Он отмечен особой печатью, ведь он знает, что его подстерегает смерть, предназначенная ему судьбой. А вот у Измини хватает мужества столько лет любить приговоренного к казни парня! То, что она его любит, не так уж удивительно: все его любят, но она ждет его! И, сидя на винтовой лестнице, она думает, конечно, о нем. Ну, что ей скажешь? Для разговора с ней нужны особые слова, раз и она, как видно, не боится смерти. Зачем ей цветы?

После окончания смены рабочие здороваются с ней, если она сидит на лестнице. Вот и еще один день кончается.

Последнее время она очень устает, ее донимают заботы и беспрестанная тревога. Как быть ей спокойной, когда она знает, что Ангелос, запертый наверху в чулане, в полной зависимости от нее? «Теперь ему без меня не обойтись, его жизнь в моих руках», — думает она и холодеет при мысли, как бы ее оплошность, малейшая ошибка не навлекла на него страшную беду. Все ей приходится делать самой, ведь окружающие уверены, что ничего не изменилось в ее жизни. Вернувшись в полдень, она с первого же взгляда пытается определить, не случилось ли чего в часы ее отсутствия, не видно ли какой-нибудь перемены. Она заходит, будто невзначай, в мастерскую Евтихиса и ждет, как на нее посмотрят. Чаще всего ей бросают «здравствуй», тонущее в гуле, или, считая и это излишним, не отрываются от работы. Она уходит успокоенная. Однажды Евтихис спросил ее: «Может, хочешь поучиться? Что смотришь? Это дело непростое». Измини ответила с улыбкой, что ей интересно наблюдать за работой машин. Иногда она справляется о Вангелии, но большей частью ей достаточно, чтобы кто-нибудь из рабочих бросил на нее взгляд. Все без изменений, так же, как было утром. Лишь убедившись в этом, можно спокойно дышать и думать, как оправдать ответственную миссию, которую она на себя взяла. Измини занимается своими делами, бегает за покупками, выполняет поручения Ангелоса сразу после работы, так чтобы вечером не покидать своего поста, потому что, проводя эти часы вне дома, она сходит с ума от волнения и с облегчением вздыхает, лишь убедившись по возвращении, что в ее отсутствие ничего не произошло. Вангелия несколько раз предлагала ей пойти куда-нибудь, но она упорно отказывалась. Ей лучше всего здесь, у подножия винтовой лестницы. Настороженная и молчаливая, она словно часовой на посту. Из-за каждого пустяка нельзя подыматься на террасу. Во всем надо соблюдать осторожность, вдруг что-то покажется людям подозрительным, и тогда… Теперь она уже не покупает утром газету, и очки судьи покоятся в футляре на письменном столе. А Фанис спрашивает ее ежедневно: «Здравствуй. Что нового, Измини?» — «Все в порядке», — отвечает она, и он возвращается в мастерскую. И, если они не встречаются утром, он всегда находит случай подстеречь ее то около прачечной, то у ворот. Почему он проявляет такой интерес? «Какие новости хочет он узнать у меня?» Однажды к ней обратился с вопросом и Статис, но она с явной насмешкой ответила, что совсем не видится с Ангелосом, — пусть Статис припомнит, как он обманывал ее, когда она в смертельной тревоге ждала от него хоть слова. С тех пор он больше не спрашивает ее ни о чем, и при встрече они обмениваются только кивком головы.