Железные ворота - [105]

Андонис не успел проанализировать эту мысль, так как дверь распахнулась…

— Заходите, — послышался голос врача.

Вангелия встала. Прежде чем переступить порог операционной, она посмотрела на Андониса не то выжидающе, не то с укором — он так и не понял. Андонис улыбнулся ей жалкой улыбкой, и дверь за ней закрылась.

Пока он ждал, до него доносился какой-то шум, словно металлическим инструментом скребли по стеклу… И правда, консервы убили ребенка… «Выживет ли Вангелия? А вдруг с ней что-нибудь случится?» При мысли об этом он почувствовал слабость в коленях.

Наконец — он уже потерял счет времени — врач открыл дверь.

— Мы кончили… все в порядке. Она проснется через часок…

Андонис спросил, можно ли видеть ее. Заглянул украдкой в операционную. Вангелия дышит, слава богу.

Когда он спустя некоторое время зашел к ней, она уже проснулась. Взгляд ее был прикован к двери, она поджидала его.

— Ну, вот! Нет ничего страшного, — сказал он.

Вангелия пристально посмотрела на него.

— Ты доволен? Теперь ты можешь отправляться… хоть в тюрьму…

Он робко притронулся к ее лбу, но Вангелия отстранила его руку.

— Ну, хорошо. Полежи спокойно, ты очень слаба. Скоро мы поедем… Самое обычное дело, тысячи женщин…

— Все по твоей милости, ты не пожелал связать себе руки…

Они возвращались под моросящим дождем. В такси Андонис нежно поддерживал ей голову, но опять у нее закралось подозрение, что эта обходительность лишь одна из его уловок, как приемы, применяемые им в коммерции. У Вангелии был утомленный вид и пустой отсутствующий взгляд. Когда они выходили из машины, он накинул ей на плечи свой пиджак — дождь разошелся. С трудом довел он ее до кровати — по всему полу были разбросаны консервные банки. Она попросила его, если можно, не зажигать свет. Андонис, спотыкаясь, пробрался на цыпочках к двери и поспешно выскользнул наружу.

Так окончилась эта история.

Судья узнал, что Тодорос зачастил теперь в кофейню рядом с почтой. С невозмутимым лицом господин Харилаос прошел между столиками, внимательно посмотрел направо, налево и поднялся на второй этаж. Как только он увидел в глубине зала знакомую одутловатую физиономию, сердце его учащенно забилось, но ему удалось сохранить спокойствие и сделать вид, что он пришел в кофейню лишь ради чашки кофе. Он сел в стороне, спиной к Тодоросу, и развернул газету. Во всем теле он ощущал приятную усталость. Пока он в течение многих дней разыскивал этого человека, его не покидала уверенность, что он занят чрезвычайно важным делом. Теперь он отдыхал. Он ждал, пока Тодорос закончит беседу с какими-то двумя мужчинами. Толстяк нашелся, и это уже хорошо. Здесь спокойно, люди тихо беседуют, и потертые кожаные диванчики куда удобней, чем стулья в кофейне на площади Омония. И посетители здесь, главным образом, такие, которые упорно считают, что темп жизни за несколько последних десятилетий не изменился.

Господин Харилаос углубился в чтение газеты, но вдруг кто-то хлопнул его по спине.

— Что тебе, в конце концов, от меня надо? — прорычал Тодорос, приблизив к нему свое хмурое лицо.

— Вы сами знаете. Или, может, вы хотите, чтобы я повторил?

— Не надо, я уже слышал. Как ты опять разыскал меня?

— Это не так трудно… Разве я не имею права бывать там, где мне хочется? Я вам не мешаю…

— Ты что, извести меня решил?

— Добрый знак, — невозмутимо сказал господин Харилаос. — Раз вы волнуетесь, зная прекрасно, что не подвергаетесь никакой опасности, следовательно, мое присутствие оказывает определенное действие, вызывает у вас соответствующую реакцию.

— Как мне избавиться от тебя? — спросил Тодорос, садясь рядом.

— Не ждите, я вам не подскажу… Вы же сами подошли сейчас ко мне…

— Брось, старик. Когда ты перестанешь следить за мной?..

— За мной тоже следят… — ответил с неопределенной улыбкой господин Харилаос. — Это очень тягостно, я знаю, и именно поэтому я искал вас. Но за мной следят с подлыми намерениями. А я пришел сюда только ради вас, хочу помочь вам припомнить кое-что. У меня самые благие, честные намерения. Память, видите ли, дана исключительно человеку, это его особая привилегия; память помогает пробудить совесть.

— Опять за свое…

— Я верю, что во всех людях заложено нечто хорошее. Но у некоторых оно запрятано очень глубоко… Вот у вас, например. За свою судейскую практику я встречал много подобных случаев. Когда просыпалась совесть виновного, я считал, что он достоин некоторого снисхождения. И меня мучило, какой вынести приговор. К остальным я просто-напросто применял закон…

— Скажи, а ты всегда выносил справедливые приговоры?

— Вы спрашиваете меня, чтобы убедиться, что и я подчас поступал несправедливо? Как это ни курьезно, вас начал занимать подобный вопрос. Ну вот, наконец-то отмечается некоторый прогресс!..

— А в тюрьму ты многих спровадил?

— Раз вы непременно желаете знать, я вам отвечу: да. Для того чтобы жить, людям нужны законы, и я им следовал. Я верю в правосудие. А каким законам руководствовались вы?

— Ничего я не знаю, — сердито пробурчал Тодорос. — Я же говорил тебе, я начисто забыл историю с твоим сыном. Какие-то показания я давал… Но прошло столько лет… Ты считаешь, что голова у меня только этим и забита? Оставь меня, пожалуйста, в покое.