Железное сердце Вайолет - [46]
— Знаете, сэр, — очень медленно проговорила Вайолет, — я бы все на свете отдала за тазик с водой, чтобы умыться, и, может быть, зеркало. — Она говорила легко, небрежно. Как будто это в любом случае не имеет значения. Но как трепетало ее сердце!
— Сейчас, мисс, — сказал тюремщик и поспешил в темноту за ними.
Вайолет повернулась, прислонилась спиной к решетке и потерла пальцами виски и линию волос. Нет ничего, подумала она, более неудобного, чем слишком много волос. Она чувствовала себя так, словно под этой тяжестью с нее может сорваться скальп. Она попросила бы ножницы или очень острый нож и, если бы понадобилось, рубила бы волосы весь день. Но не стоит испытывать судьбу. Лучше всего взять зеркало.
Это не заняло у тюремщика много времени. Зеркало было всего лишь осколком… его острые края подпиливались мягкими волнами. Сначала она взяла зеркало и прижала его отражающую сторону к груди. Вода в тазу была теплая, почти дымящаяся. Он принес кусок мыла и потертую, но мягкую тряпку, чтобы вытереть ей лицо и руки. Он также принес пару яблок, ломоть твердого сыра и кусок сухого хлеба. Вайолет могла сказать, что это все, что у него было.
— Я не могу взять это, сэр, — сказала она, подняв руки, когда он предложил еду. Но мужчина настаивал, говоря, что там, откуда он взял, есть еще много еды, и пленников кормят только один раз в день, и хотя этого достаточно, чтобы продержаться, она пропустила обед и должна будет ждать еды до завтра.
Она поблагодарила тюремщика, который снял шляпу и поклонился ей. Он повернулся, озадаченный, и пошел прочь. Вайолет положила зеркало лицевой стороной вниз на кучу соломы, которая, как она предполагала, будет служить ей постелью. Зеркало нагрелось и зашептало. Она точно знала, кто шепчет ее имя, но почему? Это было совсем другое дело.
Она глубоко вздохнула и прочистила голову. Теперь ее голова была яснее, чем когда-либо… так долго. Было ли это время в зеркале? Или новое тело? Или все дело было в том, что, находясь в подвешенном состоянии, она не думала? И когда она не думала, она не думала о Ниббасе. И он не имел над ней никакого контроля.
Умываясь, Вайолет перебирала в уме факты. И пока она сидела, то, что она прочитала, а потом проигнорировала, пока рылась в книгах в библиотеке, с ревом всплыло в ее сознании, ясное и яркое, как колокольчики. Во-первых, она знала, что голосу в зеркале — этому обманщику, исполняющему желания — нельзя доверять. Это было очевидно. Она знала, что провела в зеркале довольно много времени. Недели две, наверное. Или даже больше. Также было очевидно, что в ее отсутствие с ее домом творились ужасные вещи. Совет мрачных генералов, измученное выражение лица ее отца, столпотворение снаружи — она понятия не имела, что это значит, но знала, что это не может быть хорошо.
Война, подумала она. Беспорядки. Все это было в рассказах. Почему она не заметила этого раньше? Конечно, были намеки на то, что Ниббас наслаждался и тем и другим и вызывал то и другое, когда это соответствовало его цели. Но какой цели, гадала она.
Чего он хочет?
Вайолет присела на корточки, медленно жуя яблоки и сыр. Ниббас умел искажать правду, проникать в души мужчин и женщин. Это она знала из рассказов. Она также знала, что он должен делать то, что ему говорят. И до сих пор ему это удавалось — он просто очень хорошо умел убеждать ее выбирать то, что хотел.
Она выбирала то, что укрепляло его, питало и давало силу. Очень умно, подумала она. Она сделала это добровольно. Она дала ему силу. А теперь… ну, она не знала. Но она собиралась это выяснить.
Ниббас умен, но он тщеславен. И тщеславие было ее единственным шансом. Вайолет глубоко вздохнула и взяла зеркало.
Глаза, украшенные драгоценными камнями, вспыхнули.
Вайолет улыбнулась и жеманно дернулась.
— О, я думала, он никогда не уйдет. Все пошло не так, мой дорогой, и это все моя вина. — Слезы, катящиеся по щекам Вайолет, были настоящими. Подавленные рыдания тоже были настоящими. Но она цеплялась за ложь своих слов, как за щит. Она будет лгать, чтобы защитить себя от лжеца. — Король не узнал бы настоящую принцессу, даже если бы она сбила его с ног. Вся ваша тяжелая работа была потрачена впустую, и это все его вина. — Губы в зеркале дрогнули в намеке на улыбку. — Что же мне делать, мой дорогой? Они заперли меня в темнице. Они ревнуют. Я это знаю. Они ревнуют, что у меня есть твоя любовь, а у них нет! — Вайолет наклонилась к зеркалу. Она почувствовала, как ее живот скрутило, а горло сжалось. Она молилась, чтобы существо не заметило. — Я хочу, чтобы ты заставил их заплатить, мой дорогой. Я хочу царство, которого заслуживаю. Ты единственный, кому я могу доверять. Пожалуйста, скажи мне, что делать.
Лицо в зеркале моргнуло, потом дернулось. Затем на его красивом лице медленно расплылась скользкая улыбка.
— О, ДИТЯ МОЕ, — прошептал он. — Я ПЕРЕВЕРНУ НЕБО И ЗЕМЛЮ, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ ТЕБЕ. НО ЕСЛИ БЫ ТЫ ТОЛЬКО МОГЛА МНЕ ЧЕМ-НИБУДЬ ПОМОЧЬ… — Он попытался изобразить на лице жалкое выражение. Вайолет, которая последние несколько часов чувствовала себя очень несчастной, не обманулась.
— Скажи мне, как именной, мой дорогой. Скажи мне, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.
