Железная роза - [9]

И, повернувшись уходить, еще раз сказал:

— Так ты, батька, не забудь, налови рыбы-то. Да смотри поторапливайся. Скоро пильню на Оке поставим, доглядывать за ней станешь. Рыбы наловишь — извести. Подводу дам.

Несколько минут Сорока сидел молча. Легкий скрип козловых сапог удалявшегося Баташева доносился все тише, потом совсем смолк. Собрался уходить и плотинный. И тут попа словно прорвало.

— Прохиндеи анафемские! Рыбы ему налови! Чего выдумал! Чтобы, аки на ослице валаамской, ездить на мне? Лови сам, коли рыба нужна.

— Ты чего? — остановился Лука.

— А того! Что он мне приказывает? Я, может, тут такой же хозяин, как и он. Кабы не я, не видать бы им такого богачества. Ведь это я их по здешним местам водил, руду показывал.

— Ну и что из того? Не велика заслуга. Не ты, так другой показал бы.

— Как так? — опешил Сорока.

— Охотники найдутся. А ты, поп, рази ведун по руде-то?

— Сказываю, я показал.

— Так надо было сначала порядиться, потом показывать. А так что с них возьмешь?

— Рядились мы.

— И руку прикладывали?

— То-то, нет.

— Ну так ищи ветра в поле. Промашку, отче, дал.

Плотинный ушел. А Сорока, снедаемый тягостными мыслями, долго сидел на плотине. «Как быть? Идти напролом — дров наломать можно, сила на их стороне. А провести таких, как Баташевы, — большим хитрецом надо быть. Сами кого хошь вокруг перста обведут».

Долго сидел Сорока на берегу пруда. Петухи третий раз прокричали, когда он поднялся с камня, на котором сидел.

Сыновья Сороки, зная его натуру, отсутствием отца не беспокоились. Нередко и раньше пропадал он, бродя по лесам.

Воспользовавшись тем, что отца нет, Тимоха предложил брату съездить на «промысел». Тот отказался.

— Трусишь?

— Не трушу, а так…

— Ну и пес с тобой. Один отправлюсь, авось разживусь чем-нибудь.

Вернулся он только к рассвету. Ожидавший его возвращения Кирюха молча следил, как Тимофей, привязав лодку, взял из нее какой-то длинный сверток и, тяжело ступая по камням, стал подниматься в гору.

— Чего несешь?

— Возьми заступ, схоронить надо.

В принесенном Тимохой из лодки брезенте лежали ружья.

— Пошто они тебе?

— Пригодятся.

— Боле ничего не было?

— Железо везли. Должно, в Муром.

— Тихо обошлось?

— Спали все.

Забросав свежую землю над ямой сосновыми иглицами, Тимоха сделал на ближней сосне зарубку на память и ушел спать. Прибредший откуда-то к обеду Сорока подозрительно поглядел на спящего и хмуро спросил:

— Ездили?

— Тимоха.

— Ну?

— Пустое дело.

— Баловство это бросать надо. Людно стало кругом.

— Чего же делать-то? Как медведь, лапу сосать?

— Пильню близ нас скоро поставят. Присматривать за ней мне с вами.

IV

Медленно поскрипывает тюрбина — водоналивное колесо о трех саженях в поперечнике. Тяжело дышат большие мехи, нагнетая воздух в низенькие пузатые домны. Беспрерывно снуют по деревянному помосту люди с плетенными из ивы коробами за спиной. Накормить домну не так-то просто: без конца валят руду в ее прожорливое горло, а ей все мало.

Построив завод, Баташевы сразу же получили большой заказ на катаное и штыковое железо. Выполнять его принялись со всем рвением, и Андрей Родионович часто наезжал на Выксунь. Особенно внимательно следил он за тем, как идет подготовка к литью пушек — делу исключительно важному, имевшему особое значение для поднятия престижа баташевских заводов. Наладят литье — большие заказы от казны пойдут: с Урала возить пушки далеко и невыгодно. Вот тогда и можно будет потягаться с уральскими заводчиками.

Для проточки стволы приходилось пока возить на Унжу, но Андрей мирился с этим, втайне лелея мечту о постройке на Выксуни, в случае удачи, еще одного завода, где можно было бы выполнять эту работу.

В отсутствие Андрея Родионовича делами на Выксуни заправлял Яков Капитоныч, прозванный работными за свою поговорку Мотрей. Курносый, с оплывшим от жира бабьим лицом, Мотря важно ходил по заводу в сопровождении рабски угождавших ему рунтов, как звали здесь на немецкий лад вооруженных караульных.

Сын мелкого тульского канцеляриста Яков Горелов долго не мог поймать жар-птицу за хвост. Проскрипеть всю жизнь, как отец, в конторе ему не хотелось. Думал-гадал, как выйти в люди. Пытал разные способы, но ничего не выходило.

Увидел как-то Яшка дочь приказчика Сынтульского господ Демидовых завода. Узнал, что единственная наследница. Рябая вековуха не маков цвет, да ведь где найдешь такую, чтоб и собой пригожа и богата была? Ради денег женился на нелюбимой, а та и рада была до беспамятства. Только недолго радовалась. Не успел отец ее помереть, как и она вслед за ним на погост отправилась: довел ее Яков до этого смертным боем.

Когда Баташевы задумали ставить завод на Унже, Горелов, ставший к тому времени уже приказчиком Сынтульского завода и звавшийся Яковом Капитонычем, смекнул, что с новоявленными заводчиками он может быстрее подняться в гору, и, не долго думая, перешел к ним в услужение. Втершись в доверие к Андрею Родионовичу, он скоро стал смотрителем Унженского завода, а затем перебрался на Выксунь.

Большой, рубленный «в лапу» дом его стоял неподалеку от завода на берегу пруда. Пять комнат в том доме, а ни в одной голосов человечьих не слышно. Вдовел Мотря восьмой год, и, хоть был еще в силе, похоже было, что жениться не Собирался. Тиранил заводских молодух, заставляя по субботам приходить к нему мыть полы.