Железная мистерия - [37]

    Лишь ей слуга.

Инфра-лиловая в черном небе

    Горит дуга.

Пылает, блещет от края к краю,

    Мостом вверху…

Какому гимну доверю тайну,

    Хвалам, стиху?..

Гагтунгр! Я внемлю! Я зрю воочью

    Сквозь весь Энроф [17]

Метагалактики средоточье —

    Итог миров:

Обитель господа Люцифера

    В живом огне…

Замкни уста мне. Пусть эта сфера —

    Тебе и мне.

Великий Игва погружается в беспамятство.

Неизвестный

А, сатанинская мистика!

Верность глубинной скверне!..

Это — хитрей, чем свастика

И пентаграмма черни…^{52}

Так вот какого владычества,

Царства какого ради

Длит балаган свой жречество

В нашем, в наземном граде…

Слабо различаемый голос Ректора в катакомбах

…За эту химеру немыслимую

Мы платим в круговороте

Золотом жизней бесчисленных,

Ценою народной плоти…

Даймон — грозно

Народного духа!

Молчание.

             — Дальше, ниже:

Где души — как клочья дыма…

Он плачет о плоти?

                  Взгляните же

На то, что непоправимо.

Теперь делается ясно, что источник ударов, казавшихся ударами пульса, стал ближе. Крипта, мерцавшая слабой звездой вверху, исчезает окончательно. Чувствуется колоссальная глубина. Обоих спускающихся охватывает мглистый, едва освещенный туннель со слабым уклоном вниз. Над медленно текущим по дну потоком возникают как бы завитки промозглого тумана, бессильные оторваться от бесцветных вод. Однако они еще одарены способностью жалобных, почти бессловесных звучаний.

Неизвестный

Кто это?.. чьи это голоса,

    Дух надрывающие?

Даймон

То — неимеющие наименования

            владельцы карм

          всё

        длят

     свой

   плен:

Кишат, и носятся, и опускаются

            уже без форм,

          в хлябь,

        вниз,

     в глубь

   пен:

Скорлупы дряблые,

               недоразвеянные

            там, на земле —

          сор

        дней,

     шлак

   душ,

Когда-то прядавшие

               по стокам города

            в поддонной мгле

         жерл,

        ям,

     рвов,

   луж…

Неизвестный

Вижу — вижу в них

                отсветы

Прожитых наверху

                дней, —

Стойл, квартирок,

                 углов выцветших,

Суету

     праздных теней…

Всплески слабых голосков

— По хлябям вспучиваемся…

— Во мгле раскачиваемся…

— Чуть-чуть вскарабкиваемся…

— От волн отталкиваемся…

— Ах, если б в теплышко!

В родное дуплышко!

— Ах, в норку б черненькую…

— Ох, в тельце б жирненькое…

Даймон

Это — те, кто растлен

               капищем,

Кто — без ядер, кто стал

               скопищем.

Неизвестный

Но они ж невиновны, даймон!

Тяжесть страшных вин —

                      на других…

Объясни мне, ответ дай мне:

Что взыскать Ему с малых сих?

Даймон

Не знает взысканий, струит благодать

    Великое Сердце Вселенной

Творя, как Отец, и тоскуя, как Мать,

    Как Сын выводя из геенны.

В боренье с богоотступными «я»

    Законы и карма возникли:

Они — не всеобщи для форм бытия,

    Но царственны в нынешнем цикле.

Они — равнодействующая, итог;

    Мы волим их снять, уничтожить;

Страданье впивающий Противобог

    Их грузность стремится умножить.

Неизвестный — упорно

Что же тем, кто растлил «малых»^{53}?

Кто несет всю вину

                  воль?

Даймон

Скоро, в ужасе небывалом,

Ты простишь им всю кровь и боль.

Неизвестный

Им?!

    Самому Иисусу не вывести

    чьих зол след?!

Пощады от человеческой совести

    Им — нет!

Нет им за этих несчастных, извергнутых

    Вспять,

    в муть волн,

Мукою чьей сердце Бога истерзано,

    Сам рай полн!

Источник ударов, казавшихся биением пульса, теперь становится очевидным. Только слои, несравненно более глубокие, чем Друккарг, способны были бы привести в движение этот океан, подкатывающийся на берега всей тяжестью своих чугунных спондеев.

Даймон

Вспомни же миф о бесстрастности мойр^{54},

Режущих грешные судьбы:

Пояс бушующих магм,

                   Укарвайр,

Смог ли ты перешагнуть бы?

Неизвестный — резко

Я знаю. Я должен. Ступивший на край

Ждет спусков до дна, а не свадьбы.

Спуск продолжается.

Чувствуется минование новых и новых слоев, может быть, целых миров нисходящего ряда, пока внизу не начинают вздыматься, изгибаясь кривою необозримой длины, гороподобные волны, мутно светящиеся красновато-рыжим сиянием.

Даймон

Напрасны яростные,

           задыхающиеся

                    хулы,

Напрасны самые испепеляющие

                    из покаяний,

Когда расплющивают

           ометалличивающиеся

                    валы

Неповторимейшее

           и драгоценнейшее

                    из достояний.

Неизвестный, содрогаясь

Как же войдем мы в горящую эту среду?

Даймон

    Разве ты чувствуешь жар?

Ты призраком, не подлежащим суду,

    Проходишь

             сквозь Шаданакар.

Неизвестный

А ты?

Даймон

         Мое телесное тело — здесь,

    Твое — в катакомбах спит,

Мистическим разумом видь

                        и взвесь,

    Что на тебе

               нет пут.

Неизвестный, погружаясь в стихию Укарвайра

Как странно — ни в чем не встречать преград,

    Сквозь лавы тенью скользя,

Они прозрачными сделались… Брат,

    Кто скажет теперь «нельзя»?

Свирепеющие порывы стихии, никогда не видевшей солнца и неба, бушуют со всех сторон.

Даймон

Вникни в шумное ликование

    Этих демонов, этих бурь,

В их безумное тоскование,

    В злую алчность, в их гнев и дурь;

До Голгофы, до Гефсимании