Железная мистерия - [35]

Даймон

          Слышу. Бодрей!

Это — только Порог Жизни

Человека. — Будь смел. Иди.

Неизвестный, отрывисто и глухо

Тороплюсь… Но душно! Скорее

Сквозь преддверие проводи.

Даже отблеска фонарей

    Нет в воде…

Хриплый напев старческого голоса

Медленно лижет земную породу,

    Зыблется топкое тло…

Вязкую, тяжкую, плотную воду

    Глухо колышет весло.

Узкий причал мой блюдут издалека

    С черных окрайн фонари —

Злые молчальники, стражи потока,

    Светочи — нетопыри.

Вязок и медленен ток Ахерона,

    Нем с неподкупным слугой…

Неизвестный

Даймон, какие кромешные страны!

    Что за угрюмый покой…

Тишина.

Близкие всплески весел.

Даймон

В этом челне воздержись от движенья,

    Зоркость утрой…

Господи! Помоги возвращенью,

    Силы даруй.

Неизвестный

Я готов. Я должен. Но смертная

Леденит мою кровь тоска…

Ночь плотнеет? Здесь — тьма спертая,

Несдвигавшаяся века…

Даймон

Сердце того, кто выйдет на берег

Этих отверженных стран,

Испепелится, и дух его горек

Станет, как сам Ахерон.

Голос перевозчика, глухо

Взад и вперед — неподвижно движенье,

    Плотные волны — все те ж…

Вечная полночь! Избавь от служенья,

    Сном непробудным утешь…

Тишина.

Теперь крипта представляется высоко вверху, превратившись в неясно светящееся пятнышко. Посвистывает ветер.

Даймон

Ты видишь?

Неизвестный

         Не знаю… Я чувствую

Смещение координат,

Томящее головокружение…

Неясность пути назад…

Немыслимое сооружение —

Нет, кажется, груды гор…

Пульсирование их и движение,

Как чаш под грузами гирь…

Даймон

Не с той ли, быть может, громады могучей

    Когда-то услышал ты пенье?

Неизвестный

Но голос тот был и пьянящ и летуч,

    И смутен, как нежная тень…

Даймон

Что же пела она?

Неизвестный

Не знаю… Слова напрасно ловлю,

До сознанья лишь стих долетел:

    «Нищ твой удел —

    Стать на краю,

Робко взирающим в пропасть мою:

    Не на краю —

    Лишь в глубине

Горшей из бездн

           причащаются мне».

Пауза.

Помню образ: «Здесь, за Ахероном,

Охраняя тайный мой приют,

Кружат луны в траурных коронах

И поют, волшебные, поют…»

Пауза.

Я думал: то Велга, свое колдовство

Сплетая над городом, пела…

Но нет: необъятная, как божество

Звала за последний предел.

Тишина.

Кажется, будто ветер приобрел большую силу и заунывность, налетая порывами, похожими на вздохи великанов.

Еле слышные голоса в крипте

— Станем вокруг спускающегося

Братством суровых клятв!

— Обережем тоскующего

Собором наших молитв!

Ты стал в эту ночь вдохновения

Для нас — духовным окном…

— Чьи жалобы, чьи воздыхания

Сквозь слух твой сочатся к нам?

Неизвестный, слабо вскрикивая

Это они! Узнаю! Их державный

Облик, багровую ткань покрывал…

Вон, среди них тот колосс, что недавно

Из саркофага смертного встал!

Даймон

Пленники, вечные кариатиды,

Ныне поддерживающие Цитадель;

Те, кто ковал былые победы

Царства,

        теперь растущего вдаль;

Ваши прапрадеды,

                ваши деды,

Старых триумфов былая скрижаль.

Неизвестный

Да, — сединою нездешней седы

Бурые лики… Щемяще жаль

Мне этих узников. Но… как странно:

Нет, они движутся! Камень и сталь

Медленно приподымают… Туманно

Вижу унылый и жесткий стиль

Сумрачных зданий этой вселенной,

Этих дорог багряную пыль…

Голоса движущихся кариатид — смутные, невнятные, — отдельные слова, еле связанные друг с другом; стенания, почти лишенные смысла

   — Строй,

   раб,

поддерживай

   Свой

   плен —

Груз глыб живой!

   — Пусть

   труд

бездомника:

   Жар

   магм

припомни-ка!..

   — Смерть

   если б

смилостивилась…

   — Ночь

   если б

сжалостивилась!

   — Хоть

   в персть

развеивание…

   — Хоть

   в прах

расслаивание…

   — Хоть

   в пыль

размалывание!..

   Нет

   нам

помилования.

Безмолвие. Никакого ответа. И опять стоны, похожие на мольбу.

   —Дух!

   Храм

   вверх

строящийся!

   — друг,

   брат,

   брат

кающийся!

   — Ты,

   гнет

   барм

сбросивший!

   — Ты,

   смысл

   карм

взвесивший!

   —Ты

   знал

   крест

царствования;

   — Ты

   блюл

   долг

бодрствования…

Голос Императора-Искупителя с огромной высоты, далеко над катакомбами

Схожу,

      но порог ваш засыпан

                          и взгорблен,

Правящий игва мудр, как Ликург,

И гекатомбы неслыханной скорби

Спуск преградили

                в ваш

                     Друккарг.

Теперь уже не ветер, не стоны кариатид, но медленные удары глухого, с огромными интервалами, всю землю сотрясающего пульса различаются в звуках, которые недавно казались порывами ветра.

Даймон

Ты мечтал о траурных лунах —

    смотри, поэт!

Других

    в преисподних лонах

         Нет.

Три светила тусклого цвета, похожего на темно-лиловый, проступают в рыжем пространстве среди несущихся паров. Одно из них кажется почти черным. Представление верха и низа сдвигается: область лун кажется то небом, то глубиной пропасти.

Даймон

Так видят игвы

              миры страданья,

Тлеющие

       в средоточье земном,

Преддверья обратного мирозданья,

Первые

      из его наружных хором.

Смотри, коли смеешь, на это солнце,

Яснеющее

        сквозь клочья паров:

Его ль инфракрасные протуберанцы

В твой сон возносились

                      со дна миров?

Неизвестный

Его.

Даймон

    Любуйся ж на дымные космы, —

Лик ада, рассматриваемый в ребро:

Это — не солнце: лишь Антикосмос,

Творчества дьявольского ядро.

Теперь крипта катакомб кажется затерянной в недоступной высоте и едва мерцает, как звезда.