Железная мистерия - [38]

    Воздвигал им народ алтарь,

И неистовые их гармонии

    Уж не те, что гремели встарь…

Голоса тех, кто бушует в магмах, начинают и вправду свидетельствовать о каком-то странном, тоскующем восторге

— Торжествуй,

             сонм

                 кличущий,

— Снаряжай,

           сонм

               плещущий,

— Направляй,

            сонм

                свищущий,

                         Наш корабль

                     в путь,

                  в даль.

— За чертой

           душ

              брошенных,

— На весах

          дел

             взвешенных,

— Навсегда

          с нив

               скошенных,

                         С золотых

               нив

          воль.

— Унесем

        их

          плавными,

Как размах

          крыл

              волнами,

Где царит

         Мать

             Полночи,

                     Глубже магм —

               к ней,

             к ней.

— Измельчим

           в пыль

                 дымную,

— Завихрим

          в зыбь

                темную,

— Запоем

        песнь

             шумную

                   На помин

                их

             дней.

Из глубин Укарвайра стремительно поднимается, проносясь мимо, нечто прямоугольное, громадное и черное, похожее на гроб.

Неизвестный, вздрагивая

Так он был отсюда?

                  И снова наверх?

    И снова в злосчастный город?..

Где же все те, кого он низверг?

    В каких еще адских горнах?..

Даймон

Они вокруг нас.

Неизвестный

Но я их не слышу…

Даймон

Они вокруг нас.

Неизвестный

Но я их не вижу!

Даймон

Взгляни на дрожанье багровых шаров,

    Качаемых в огненной влаге.

Неизвестный

Но… это ж не люди!

Даймон

         Забудь про Энроф,

    Про тех, кто дремал в саркофаге:

То были гиганты. Пигмеи — вот тут.

    Здесь каждый

                лица лишен:

Ты видел когда-то пышный парад

    Бездумных людей-машин;

Не там, но здесь — решающий плод

    Того, что любой свершил.

Есть ярусы глубже: тираны, цари,

    Псы века там платят долг,

Мучители наций, сердца-упыри,

    Предтечи и слуги Велг.

Неизвестный, молясь в нестерпимой тоске

Плачь, Великое Сердце!

              Кому из народных святилищ

Благовонным туманом

              текли славословия, — плачь!

Плачь о хлопьях чистилищ,

              о бедных уродах страдалищ,

Где вослед за страдальцем

              на муку восходит палач!

Плачь, Великое Сердце,

              о бездомных скорлупах,

Чей удел невозвратный

              мог быть строг и велик;

О мятущихся клочьях

              на последних уступах,

Обо всех, утерявших

              человеческий лик!

Плачь о гибнущих ныне —

              о живых мириадах,

Ежечасно сходящих

              по горящей стезе:

О потоптанных всходах!

              обескрещенных градах!

О садах и народах,

              обреченных грозе!..

Даймон

Готов ли теперь

               к последнему спуску:

Глубже страдалищ, в тихий Суфэтх?

Неизвестный

Я спуска просил. И не отступаю.

Сердце сгорело… Ветер подул

В душу нездешний…

                   Уж затихает

Гул Укарвайра — все голоса…

Даймон

Ты коснешься миров окончательной пыли,

Но и кладбище то — лишь полоса.

Выше и выше удаляются, замирая, звуки огненного океана; снова минуются за слоями слои; и молчание пустот, отделенных от человечества невообразимыми толщами, поглощает все. Чуть слышное шуршание, похожее на пересыпание песчаных массивов, одно говорит о жизни, еще шевелящейся там.

Неизвестный, тихо-тихо

Пустыня… Но сумрак все непроглядней…

    Только вверху — лиловатый нимб…

Даймон

Все тот же Нергал, — солнце исподнее;

    Это — скорлупы, еще шуршащие

        Внизу, под ним.

Неизвестный

Нет, не осмыслить

                 смыслом разумным…

Будет ли этим несчастным возврат?

Даймон

Не замедляя, прошли мы бесшумно

    Мимо щелей

              в ад.

Тот, кто сорвался

                 к Гагтунгру,

                             и глубже,

    Глубже, на планетарное Дно,

Еще не погиб. Но в этой вот стуже

    Бессмертье прекращено.

Неизвестный невнятно

Давит тоской нечеловеческой

Мудрость о семенах и плодах.

Даймон

Душу утратив, отсюда в космический

    Мрак

        выпадает

                развенчанный дух.

Спуск невозможен: «я» гаснет,

                     И след его

Здесь обрывается под золой…

Неизвестный

Значит, и глубже, глубже вот этого

        Есть еще слой?!

Даймон

Дыры в пространства галактик.

                Дно Мiра.

Неизвестный

    …Вечность?..

Ответа нет.

Неизвестный, трепеща

Я понял:

    недвижный миг

             предельной муки.

Даймон

Там нет времен. Но смысл огромных циклов

Чтоб время там возникло, как у нас.

А над шуршанием пересыпающихся скорлуп снова колеблется — уже яснее — завораживающий и печальный

Женский голос

      Магмы глубин,

      Волны миров —

Мой неумолчно звучащий покров:

      Дивно грущу…

      Мир ваш пряду…

Темных героев на Дно мое жду.

      Сдайся! приди!

      Дух остуди,

Космос угаснет вдали, позади —

      С блеском небес,

      С плеском морей,

С вольными криками птиц и зверей.

      Мир отмелькал…

      Пир отсверкал…

Миру на смену встает мой Нергал…

      Снидь же в края

      Небытия,

Вне вашей утлой вселенной — как я!

Неизвестный

Так вот мне откуда звучал этот голос,

Маня в неисхоженные пустыри…

Даймон

Великой Блудницей когда-то приснилась

Она мудрецам христианской зари.