Железная мистерия - [29]

Доходят жертвы растления

   До людоедских мук.

Четвертый

Других, ослепленных сызмальства,

Влечет воронка предательства,

   В посмертную злую глушь;

Их крылья совести — сломаны,

Чтоб после впивали демоны

   Страданья и боль их душ.

Еще один

Тираном растленная заживо,

Впитавшая злобу и ложь его,

   Бесчисленна их толпа;

Весами бесстрастными взвешивается,

В страдалища, в пламя низбрасывается

   Их утлая скорлупа.

Голос Яросвета приобретает опять мощь зова, слышимого внизу и вверху — везде

К вам призывы мои

                 безрадостнейшие —

                                  к вам,

Ратоборцы отгрохотавших уже времен,

В поле брани,

             по черностепью

                           и диким рвам

Жизнь за други своя отдавшим без похорон.

Кто оружьем Противобога не умертвим,

Кто лишь крепнет

                в безумном пении

                                гроз и пург,

Кто боролся

           перед Друккаргом

                           как серафим,

А в грядущем эоне^{43} станет

                        как демиург!

Мрак, заслоняющий Вышние и Нижние слои, озаряется: множество фигур в блистающих, как латы, одеждах, с факелами в высоко поднятых руках, движутся по невидимым стезям к Небесному Кремлю.

Голоса героев прошедшего

Первый

Вот — то, что веками подкрадывалось

По тропам столетий изрытым,

Отмаливалось,

             откладывалось,

Отсрочивалось

             Синклитом!

Другой

Заслышав твой клич ли, трубы ли,

Спеша от подземных отрогов,

Мы кольца воли ослабили

Вкруг города игв и раруггов.

Третий

Мы здесь, Яросвете, но некоторых

Гнетут чугунные грузы:

Судьба их из битвы повергла

В кромешные вражьи узы.

Четвертый

Они в плену преисподней:

Их давит мертвая арка

Глубиннейшей, самой задней

Из тайных темниц Друккарга.

Еще один

Но от решающей битвы

Неуловимо сторонятся

Лукаво-умные игвы

И бешеная их конница.

Гул голосов стихает, как бы расступаясь перед кем-то более могущественным, приближающимся издалека.

Тихий говор

— Спешит в ристании

Рушитель ига…

— Грядет — в блистании

Архистратига!

— Его присутствие

Нам мощь умножит!

— Его напутствие

Броней послужит.

Мерный скач-полет воздушного всадника явственно определяется для слуха.

Голоса

— Горяч, как полдень,

Под ним носитель:

— Он мчится в молниях,

Как в ярой свите,

— Он сам — оружие,

Поборник сирым,

— Конь нашей дружбы

С животным миром!

Неизвестный, вслушиваясь

Топот Белого Всадника…

Кем был он? где коронован?

Даймон! Ты — наш посредник;

Дай угадать мне, кто он!

Даймон

В твоей стране

Он жил, он правил;

Он сам прибавил

Свой груз к Вине,

Но, взяв Вину,

Он понял, с кем он;

Он понял: демон

Влечет страну

Чредой подмен,

Столь явных ныне,

В кольцо гордыни

И в адский плен.

И ложь держав

Отверг он сердцем;

Быв самодержцем,

Ушел, избрав

Седой туман

Да нищий посох,

Омытый в росах

Нездешних стран.

Звук конского скача стихает.

Голос Яросвета

Ты предшественника Антихриста поборол;

До Синклита

           Шаданакара

                     ты досягнул;

Что увидел ты с поднебесия, мой орел?

Что за свиток

             тебе Сын Господа

                             развернул?

Голос императора-искупителя

Гибель зарится,

               Яросвете,

                        на твой чертог.

Чужеземные уицраоры разъярены;

Их обуздывает

             великий

                    Противобог,

Устрашая из непонятной им глубины.

Ибо братья твои —

                 водители

                         всех земель —

Их на Жругра вооружают; и, трепеща,

Враг лукавит,

             чтоб не изведала

                             Цитадель

Взмах погибельный их чудовищного меча.

Яросвет

Уицраоров чужеземных сооруженья

Не усилим

         и не оправдаем

                       мы никогда,

Ни сиянием святорусского благословения,

Ни согласием

            на неистовство

                          их суда.

Голос Яросвета усиливается до мощи призыва — в третий раз

Для общения

           с высшей правдой

                           Шаданакара

Единитесь же в целокупности наших сил,

Вы, кто светочами

                 пророческого

                             дара

Души русские озарял и преобразил!

Неизвестный

Вижу, как зов несется

По всем небесным селениям,

Не к витязям, не к полководцам —

Только творцам и гениям.

Шепот в катакомбах:

Девушка

О, если б хоть краем зрения

Постигнуть, как блещут там

Загробные их создания,

Их общий, их вышний храм…

Ректор

Как, и они удостоены

Венцов Небесной России?

Не родомыслы, не воины,

Не праведники, не святые.

Пусть — гении… разве гений —

И много ль найдешь творений,

Светливших туман сердец?

Молодой интеллигент

А я — за любое творение,

Где жаркая кровь страстотерпца,

Отдам мое тусклое зрение

И утлое, нищее сердце.

Даймон

Творец и гений, как и любой,

Влекомы выбранною судьбой,

Сквозь просветление здесь иль там,

К высокоцарствующим мирам.

Кто ж ведал творчество на земле,

Дар провозвестника не предав —

Творит стократы в Святом Кремле,

В краю наивысших свобод и прав.

Неизвестный, напряженно вглядываясь

Но незнаком приближающийся

Первейшим: он прям и строг,

Одежда его развевающаяся —

В пыли нездешних дорог;

В бесплотных руках — меч воина,

Опущенный вниз лучом…

Лазурью — нет, синевою

Пророчат глаза — о чем?..

Даймон

В кромешной России ведомо

Едва ли десятку тысяч

То имя^{44}, что в будущем следовало бы

На цоколе храмов высечь.