Железная мистерия - [27]

         Меч Власти —

             Нимб.

Неизвестный

Ты здесь. Ты снова!..

         Все рубежи мои

Со мной минуешь —

                 сквозь бой,

                            мрак, —

Опять ты вестью непостижимой

Вжигаешь в мозг мне

                   тройной знак!

Воспламеняешь мечтой ум мой —

Мечтой, понятной лишь нам двум,

Опять томишь и пьянишь

                      думой,

Неисполнимейшею из дум…

Даймон

Я по уступам

            тебя сведу

До кладбищ духа на дне, в аду,

Тропой, колеблющейся, как шнур,

Взойдешь к вершинам метакультур;

Я приоткрою твоим очам

Свет, неподвластный земным ночам;

Я укреплю твою речь и стать,

Чтобы глашатаем мог ты стать,

И отойду лишь во дни конца,

В минуту тройственного венца.

Неизвестный

Я знаю: тщетно теперь

                     с дрожью

Скорбеть, как узок я,

                     как слаб,

                              слеп:

Ответ твой станет властней, строже,

В нем — смерть и радость,

                         вино и хлеб.

Даймон

Дай тишине воцариться в груди,

Слух изощри и открой,

По ступеням созерцанья взойди,

Жаждущие — за тобой.

Молчание.

Неизвестный

Ты открываешь мне, как всегда,

Тишь и радость во мне самом,

Глубь, где кану я без следа,

Больше горечью не томим.

Что за пристани? Что за высь?..

В млечном воинстве — тишина,

Там — мерцание звездных пен

У серебряных островов…

Голубым полосам открыт,

Остров сердца светится здесь,

Оторочен

        пеной стиха,

Серебристой, как Млечный Путь…

Старичок-священник

Да: ему вручено водительство;

Им мерцает сам рай в глаза нам,

Ибо в странных речах — свидетельство

О надмирном

           и несказанном.

Неизвестный

Поднимаюсь по ступеням

               слуха,

Перешагиваю по камням

               рвы…

Этот- первый из миров

               духа —

Слышите ли сквозь меня

               вы?

Голоса в катакомбах

Ловим, слышим — совсем

               явственно

Чей-то голос сквозь тебя — к нам,

Чью-то песню, как снега

               девственную,

Льющуюся голубым сном…

Полный грусти Женственный голос — сопрано — поет в глубине Цитадели

      Чахнут цветы…

      Сохнут листы…

Друг мой заоблачный, слышишь ли ты?

      Клир мой затих,

      Мир мой поблек,

Взор же твой ясный, так синь, так далек…

      Синий ручей

      Сил и начал

С отчих нагорий сверкал и журчал,

      Радость струил,

      Корни поил,

С каждым цветком про тебя говорил.

      — Глыбу свою —

      Злобу свою

Враг твой безумный обрушил в струю,

      Заволокла

      Дни мои мгла,

Кровь моя, жизнь моя изнемогла…

Голос прерывается. Через минуту песня возникает вновь, едва колеблясь.

      Вот еще цвет:

      Дума ль? звезда ль?

Пусть упорхнет он в ненастную даль;

      Снег запоет —

      Буря взовьет —

В гибнущий город мой зов унесет.

      Дети в плену

      Сходят ко сну —

Я лепестками к их душам прильну.

      Узникам зла

      В душной судьбе

Весть распахну — о тебе… о тебе…

      И, приоткрыв

      Им нашу синь,

Путь умягчу им по камню пустынь…

      Сад мой увял,

      Мир мой поблек,

День же спасенья так мглист…

                              так далек…

Голос демиурга Яросвета

Он недалек, но он хмур и кровав,

      Он непреклонен — но прав:

Он уничтожит твой плен, разбросав

      Грузные глыбы держав.

Неизвестный

Слышу твой отзвук,

                  вечно желанная,

Милая, жданная, к нам благосклонная:

      Кто же ты? кто?

Женственный голос

Тысячи звезд я хранила в себе,

Множество бликов в игре и движенье;

Видел и ты в мимолетной игре

         Их отраженье.

Неизвестный

Знаю, но кто ты? В источнике дней

    Помню твой голос знакомый,

Он мне — как шелест берез у дверей

       Отчего дома!

Навна

Каждому в этой кромешной стране

    Сладостной болью сквожу я,

В ласках природы

                и в творческом сне

       Горе врачуя.

Голоса в катакомбах

Слышим, о слышим песню твою,

     Кротость твою,

     Мудрость твою, —

Кто ж ты, сияние в злом и пустынном

     Нашем краю? —

Навна

Кто я?

     Все та, что в Путивле старинном

С башни навстречу разбитым полкам,

Плакала о женихе и герое

     Солнцу, ветрам, облакам;

Та, что годиной татар грозовою

Друга, сраженного в лютом бою,

В Китеж вела по стезе воскресенья —

     В вечность мою.

Я поднималась над веком гоненья,

Клича гонимых в мою высоту

Огненным таинством самосожженья

     В диком скиту.

Голоса в катакомбах

Помним, о, помним — в давней ночи,

     В древней ночи,

      В грозной ночи!

Ты и позднее над родиной нашей

     Лики меняла, но чьи?

Навна

Время неслось, и я резвой Наташей

Звонкою девочкой в вешнем цвету

Лунною ночью бездумно вместила

     Мир

        и его красоту;

Я в полумраке аллей проходила,

От недоступного счастья грустна,

Дальнего друга задумчивой Таней^{38}

     Ждать у окна;

Я различила за плеском блужданий

К подвигу зов, обжигавший сердца,

Гордой Еленой^{39} отдав мою силу

     Делу супруга-борца;

Я ради ближних закон преступила,

Кроткою Соней^{40} себя отдала

Гордому грешнику, правдой наполнив

     Жизнь в кандалах…

И, отразив сквозь небесные волны

Взор Приснодевы, поэту во мгле^{41}

Я улыбнулась в дыму фимиама —

Лада, Невеста, Прекрасная Дама,

     Отблеск Премудрости

                        на земле.

Тишина.

Голоса в катакомбах

Милая! Помним доселе твой зов

     Памятью ста миллионов!

Голоса из подземелий

Чаем тебя сквозь нависнущий кров,