Железная маска: между историей и легендой - [52]

1653-го и в июне 1665 года два страшных взрыва (дважды молния ударяла в пороховой склад) и после этого было кое-как отремонтировано. Его стены были податливы, точно сделаны из картона, и в один прекрасный день ход стал достаточно просторным, чтобы небольшой человек, весь покрытый сажей и мусором, мог подняться в камеру соседа сверху. Это было в то время, когда еще не начались послабления для заключенных. Фуке был немало удивлен, увидел перед собой Лозена, которого знал еще маленьким кадетом, прибывшим из Гаскони и носившим тогда имя маркиза де Пюигийема (или, как произносили в то время, Пегилена). С тех пор у него не было новостей от двора. Когда же болтливый визитер с разлохмаченной бородой и сальными волосами, «поразительно грязный»,[199] начал рассказывать историю своего чудесного восхождения по социальной лестнице, которая привела его к должностям командира драгунского полка, генерал-лейтенанта, губернатора Берри, капитана первой роты лейб-гвардии короля, о своей любви к мадемуазель де Монпансье, кузине Людовика XIV, о головокружительном проекте женитьбы на ней, который, несомненно, осуществился бы, если бы большая часть придворных не ополчилась против него и не оказала бы на короля нажим, чтобы тот воспротивился столь дерзкому намерению, Фуке стало казаться, что ему все это снится или, скорее, что его собеседник, говоривший о столь невероятных вещах, повредился рассудком…

Об этом происшествии существует несколько сумбурный рассказ Сен-Симона, а также более точное повествование Куртиля де Сандра в его «Воспоминаниях мсье де Л. К.Д. Р.», написанных в 1687 году, видимо, со слов самого Лозена: Фуке «внимательно слушал все, что рассказывал ему собеседник, но когда тот перешел к истории своей несостоявшейся женитьбы на мадемуазель де Монпансье и рассказал, как король, сначала дав согласие, затем забрал свое слово назад, он, не сумев удержаться, невольно обернулся к другому государственному заключенному, присутствовавшему при этом, и повертел своим пальцем у виска, как обычно делают, когда хотят показать, что у кого-то не в порядке с головой, — тем самым он дал понять, что придерживается не лучшего мнения о рассказчике. Мсье де Лозен, похоже, заметил это, но тем не менее закончил рассказ о чудесных перипетиях своей жизни, что еще больше укрепило первоначальное мнение мсье де Фуке о рассказчике».[200]

Нетрудно догадаться, что упомянутым третьим государственным заключенным был Эсташ Данже, который, с тех пор как стал слугой у Фуке, спал в передней комнате его апартаментов. Таким образом, на протяжении месяцев Лозен постоянно общался с Фуке и, что особенно беспокоило Лувуа, с его таинственным слугой. Не рассказал ли Данже свою историю, несмотря на страшные угрозы Сен-Мара? Этого мы, видимо, не узнаем никогда. Тальман де Рео рассказывает, как однажды стражник повернул в дверном замке ключ и вошел в апартаменты Фуке «в неурочный час». Лозен, который в это время, как обычно, разглагольствовал, тут же умолк и успел лишь прыгнуть в постель под балдахином и задернуть за собой занавески. «Ничего не было замечено».[201]

Однако неугомонный Лозен на этом не остановился. Спустя несколько месяцев, в марте 1676 года, он вновь пустился на подвиги, решив на сей раз бежать. Он сплел из простыней лестницу, по которой каждую ночь спускался из башни в ров и копал туннель по направлению крепостной стены, практически на глазах у тюремщиков и патрулировавшей стражи. Когда пришел день намеченного побега, Лозен предложил Фуке бежать вместе с ним, однако тот в последний момент отказался, предоставив непредсказуемому шалопаю отправиться в путь в одиночку. Эта отважная попытка бегства потерпела неудачу по чистой случайности: служанка, отправившаяся за дровами, обнаружила его прячущегося в кустах, еще внутри крепостных стен. Лозен пустил в ход все свое обаяние, чтобы уговорить молодую женщину помочь ему миновать посты стражи. Та сделала вид, что соглашается, а сама ускользнула и вернулась с отрядом солдат из роты вольных стрелков. Переполох в Сен-Жерменском дворце был велик. Сен-Map получил выговор, после чего на окнах камеры Лозена установили решетки крепче прежних. Участились обыски заключенных, однако ход в камине тогда еще не был обнаружен. Правда, этот путь общения утратил свое значение после того, как двоим собратьям по несчастью разрешили встречаться открыто.

11 марта 1680 года Лувуа, у которого всегда были свои доносчики, написал Сен-Мару следующее письмо: «Мне сообщили, что ваши заключенные общаются без вашего ведома. Я прошу вас удостовериться, верно ли это донесение, и доложить мне о том, что вам удастся обнаружить».[202]

Получив эту депешу, тюремщик, самолюбие которого было уязвлено, устроил генеральный обыск, самым тщательным образом прощупал одежду заключенных, передвинул мебель, обследовал стены и обивку и в конце концов нашел потайной ход. Дело осталось бы без последствий, не будь Данже. Огорченный тем, как его одурачили, Сен-Map был вынужден признаться Лувуа, что нашел тайный ход. Это признание он сделал тогда же, когда сообщил ему о смерти Фуке. Вполне вероятно, что обнаружение тайного хода ускорило наступление смерти несчастного узника. Это могло явиться для него сильным эмоциональным шоком: его захватили с поличным в то время, когда министр оказал ему полное доверие. После столь неприятного происшествия сможет ли он когда-нибудь выйти из тюрьмы? Короче говоря, его сразил сердечный приступ. Вполне вероятно, что он, как гласит молва, скончался на руках у своего сына, мсье де Во, который тогда находился в Пинероле. Мадемуазель де Монпансье в своих