Железная маска: между историей и легендой - [19]

В своем ответе Сен-Мар сообщал, что число его заключенных достигает пяти (посчитав за одну единицу Маттиоли и его слугу). Получив эти сведения, министр 9 мая направил ему следующие инструкции:

«Его Величество желает, чтобы, как только в Эгзиле будет готово надежное место для принятия двоих заключенных из нижней башни, они были отправлены из цитадели Пинероля в носилках в сопровождении эскорта солдат вашей роты, и необходимый для этого приказ прилагается; Его Величество приказывает также, чтобы, как только упомянутые заключенные отправятся, вы прибыли в Эгзиль, где будет ваша резиденция, для исполнения должности начальника крепости. Поскольку же Его Величество не желает, чтобы остальные заключенные, бывшие под вашей охраной, которым и впредь предстоит находиться в Пинероле, были препоручены командиру батальона, который может смениться со дня на день, я направляю вам королевский приказ о назначении господина де Вильбуа комендантом упомянутой цитадели Пинероля… Будьте любезны уведомить об этом господина де Вильбуа, для которого у господина дю Шонуа есть приказ платить по 2 экю в день на питание остальных троих заключенных. Из прилагаемого королевского приказа явствует, что ваша рота сокращается до сорока пяти человек, начиная с пятнадцатого числа сего месяца… Его Величество ждет от вас, что те двое заключенных будут охраняться столь же тщательно, как это было до сих пор… Что касается личных вещей господина Маттиоли, то вы должны забрать их с собой в Эгзиль, чтобы могли возвратить их ему, если когда-нибудь Его Величество распорядится освободить его…»[43]

Вильбуа был слишком мелкой сошкой, чтобы занять должность начальника цитадели вместо мсье де Риссана. Чтобы исправить положение, в феврале 1682 года ему выдали специальный патент коменданта цитадели. Однако при этом Сен-Мар оставался его начальником, и косвенным образом в сфере его ответственности находились заключенные Пинероля. Он не оборвал пуповину, связывавшую его с башней, являвшейся местом его обитания в течение шестнадцати лет! Именно по этой причине его просили захватить с собой личные вещи господина Маттиоли. В случае его освобождения Сен-Мар, а не Вильбуа должен был руководить исполнением всех необходимых формальностей. Не исключено также, что Лувуа предвидел, что итальянец, как только освободится, подвергнется мести со стороны герцога Мантуанского, которого предал точно так же, как и Людовика XIV, и во избежание этого направится во Францию. Таким образом, его путь будет проходить через Эгзиль, где он сможет получить свою одежду и багаж, бывшие при нем в момент его похищения. Этот параграф в том виде, в каком он составлен, казалось бы, дает основания полагать, что Маттиоли был одним из двух таинственных заключенных Эгзиля. Однако в настоящее время точно известно, что это не так.

Следует особо отметить еще один момент. Он касается роты вольных стрелков. Это подразделение, созданное в 1665 году для охраны Фуке и удвоенное после ареста Лозена, представляло собой военно-тюремное формирование, весьма редкое во Франции и сопоставимое только с ротой из шестидесяти человек, несшей службу в Бастилии. В других тюрьмах для этих целей использовались солдаты гарнизона. После освобождения Лозена Лувуа мог расформировать эту роту, предоставив Сен-Мару в Эгзиле обходиться посредством нескольких надежных человек, которых он мог найти на месте. Почему он сохранил для него эту роту? Не потому ли, что считал, что охрана «господ из нижней башни» стоит таких расходов? Это весьма сомнительно. Такое подразделение, даже сокращенное до сорока пяти человек, предназначалось не для воспрепятствования побегу заключенных, какие бы секреты они ни хранили (для этого было бы достаточно крепких стен и нескольких надежных, проверенных охранников), а для отражения попыток освобождения их посредством атаки извне. Рота вольных стрелков должна была охранять тюрьму, а не ее обитателей.

Итак, насколько можно было допустить полезность этой меры предосторожности применительно к столь важным персонам, как Фуке и Лозен (обоих по крайней мере однажды пытались освободить, и было известно, что Фуке разработал детальный план, предусматривавший вторжение его сторонников в случае, если сам он окажется в тюрьме), настолько же бессмысленно было сохранение ее в Эгзиле. Кому могло бы прийти в голову атаковать маленький, затерянный в горах форт, чтобы освободить двух бывших слуг? Требуется другое объяснение. Оставляя за Сен-Маром его роту вольных стрелков, Лувуа хотел доставить приятное своему преданному служаке, чтобы у него не возникало чувство, будто он, перестав быть тюремщиком двоих важных персон (дело, составлявшее до сих пор смысл его жизни), потерял все. Он не хотел, чтобы тот воспринял свой перевод из Пинероля как знак немилости. Фуке и Лозен содержались за счет бюджета роты вольных стрелков, и теперь за этот счет будут содержаться Эсташ и Ла Ривьер! И они тоже извлекли из этого пользу! Правда, их содержание не шло ни в какое сравнение с обеспечением тех двоих: вместо 1100 ливров, ежемесячно выделявшихся для столь важных узников, «господа из нижней башни» довольствовались 330 ливрами — по пять с половиной ливров в день на человека. Однако важно иметь в виду, что с этого момента средства на содержание обоих заключенных рассчитывались по той же системе, что и для Фуке с Лозеном: они включались в бюджет роты вольных стрелков и выплачивались раз в два месяца казначеем военного ведомства, а не бухгалтерами Кольбера.