Желание - [3]

как еще устроить ее. Она казалась нечеловеческой в этом стеклянном шлеме.

Пришельцем. Неоновые розовые линии сияли в темноте, ее открытые нежные ладони

висели по бокам.

Как мы могли уйти так далеко от того, что значило быть человеком? Я мог снять ее

шлем, но это было бы жестоко. Я ухмыльнулся из-за иронии.

Я встал, забросил девушку на плечо. Она уже не казалась легкой, я словно тащил

слона, и мои руки немели. Наконец, я заметил выступ острых камней, где нужно было

повернуть. Тьма поглотила меня, я шел между густыми кустами и огромными деревьями.

Три года назад оползни после страшного тайфуна дополнило сильное землетрясение, и

снесло дома, дороги и чайные домики. Половина Янминьшаня сгорела. Выжившие

сбежали, а из-за экономического кризиса и слухов, что гора проклята, никто не пытался

здесь все отстроить.

Теперь место, что было красивым, было заброшенным, диким, и остались тут только

мертвецы. И я. Если кто и жил в Янминьшане, я их не встречал.

Я считал шаги, ноги дрожали от усилий. Около четырехсотого шага я заметил

первый фонарь, сияющий, как цветочный дух. Я установил их на последних пятидесяти

шагах к дому. Каждый фонарь работал о солнца. Пот заливал глаза, но я был слишком

близко, чтобы останавливаться. Тяжелая деревянная дверь лаборатории открылась по

моему приказу, я прошел внутрь, уложил девушку на койку в маленьком кабинете, что

служил мне спальней.

Я опустился на пол и обхватил руками колени, сидел так, переводя дыхание.

Оставив ее, я разделся и помылся в самодельном душе, желая, чтобы там была

холодная вода, а не теплые брызги. Мышцы дрожали, пока я тер себя мылом, сох и одевал

шорты. Входная дверь отзывалась на мой голос, но я не рисковал, нашел в зеленом столе

ключ. Я запер нас, а потом повесил ключ на шнурок, а потом и себе на шею.

Я не посмотрел на ю-девушку еще раз, а рухнул на потрепанный диван в главной

комнате и тут же провалился в утомленный сон.

• • •

Что-то заставило меня проснуться, и дело было не в свете дня. Мои глаза открылись,

и я увидел, что ю-девушка смотрит на меня, ее шлем был в дюйме от моего носа. Я

впервые разглядел ее лицо. Над ней не сильно поработали, насколько я видел: у нее были

миндалевидные глаза, скругленный нос и полные губы. Ее глаза были светло-карими, как

разбавленный кофе с фальшивыми сливками, какой я покупал. На ее ладони остался синяк

там, где я вонзил иглу. Она отпрянула, увидев, что я проснулся. Я посмотрел вниз,

вспомнил про ключ и пожалел, что не оделся лучше прошлой ночью.

- Это была просто предосторожность, - сказал я, голос хрипел. Я кашлянул и сел. –

Ты бы не смогла уйти, даже если бы вышла.

Она стояла надо мной, в свете дня казалась еще тоньше, сплошные длинные линии и

острые углы.

- Черный ход заблокирован, - сказала она на идеальном мандаринском китайском.

Ее голос удивил меня. Густой, как черный шоколад, более женственный, чем она

выглядела.

- Оползень, - сказал я.

Она кивнула и вытащила руку из-за спины, показывая тупые ножницы, что я хранил

в столе.

- Я могла убить тебя во сне.

- Тебе пришлось бы постараться, - я встал, потянулся к чистой рубашке, висящей на

спинке деревянного стула. Она была черной, как почти вся моя одежда.

- Эти ножницы из другого века, - я надел рубашку, потом синие джинсы и провел

рукой по окрашенным в светлый волосам, ощутив вдруг самоуверенность. Я снял ночью

маску, решив, что проснусь раньше девушки. Теперь это было бессмысленно, но видеть

друг друга лицом к лицу было странно. Мы стали обществом, что редко показывало лица

незнакомцам.

Что теперь?

Мы долго смотрели друг на друга. Если бы она была кошкой, ее хвост подрагивал

бы.

- Сколько ты хочешь? – спросила она.

Я потянулся за ножницами, она отдала их без возражений, но сказала:

- Их остроты хватило бы, чтобы пронзить твое горло.

Я замер, удивленный ее смелостью. Может, если бы я не проснулся вовремя, я бы

сейчас истекал кровью на диване. И игра была бы окончена.

- Ты голодна? – спросил я.

Она прищурилась и покачала головой.

- Ты точно хочешь пить. Сон-чары такое делают, - я прошел по комнате к кухне в

углу и открыл холодильник, схватил бутылку вычурной ю-воды, очищенной и

обогащенной боги знают чем. Одна такая бутылка стоила больше недельной зарплаты

большинства мэй.

Она села на деревянный стул, покрутила бутылку в руке, изучая ее.

- Она не запачкана, - сказал я. – И крышка нетронута.

Она подняла голову.

- Как мне это пить?

Ах.

- А ты не снимала…

- Нет. Никогда в ненастроенном помещении.

- Здесь воздух не загрязнен, - соврал я.

- Я не могу никого вызвать через шлем.

- Конечно, – я знал, что она попытается позвать на помощь, как только придет в себя.

– Я заглушил сигнал.

Она моргнула несколько раз, ноздри раздувались.

Я отвел взгляд, подавляя сочувствие.

Девушка потянулась к воротнику и сняла шлем. Он отцепился с тихим шипением. Ее

хвостик высвободился, черный, неокрашенный. Запахло клубникой, и я растерянно

отпрянул. Я ожидал, что ю-девушки без запаха или пахнут как больница, как образец,