Желание - [17]

Что бы она ни придумала, он всегда соглашался. Например, она решила извести змей на Земле Ван-Димена, предложив вознаграждение из их семейного бюджета в размере одного шиллинга за каждую доставленную змеиную шкурку. В итоге шестьсот фунтов ушло в никуда, и Франклины оставили эту пустую затею. Но зато теперь на острове появился новый, доселе не существовавший промысел по разведению змей, и Земля Ван-Димена по-прежнему кишела ими.

Сэр Джон не имел никакого интереса к тому, чтобы посетить поселение туземцев на острове Флиндерс, но опять же согласился под давлением жены, объявившей, что люди Ван-Димена представляют не меньший научный интерес, чем квагги[15] из зверинца при Парижском ботаническом саду. Наконец, вице-королевская делегация прибыла отобедать в доме Хранителя, где они вынуждены были выслушать пафосный и, надо сказать, весьма долгий рассказ о его исторической миссии по примирению аборигенов с цивилизацией.

– У него было целое царство, состоявшее из высоких гор и бурных рек, – говорил Хранитель, пока слуги уносили второе блюдо – жареные кусочки валлаби. – Сильванские леса[16], божественной красоты песчаное побережье на западе Земли Ван-Димена – все это тоже было его.

Хранитель знал, что даже пауза способна подчеркнуть важность повествования, и научился делать такие паузы, чтобы удерживать внимание слушателей. Он думал, что они внимают каждому его слову, затаив дыхание, а на самом деле все просто молчали из вежливости. Хранитель окинул взглядом важных гостей, пришедших к нему этим вечером, – сэра Джона и леди Джейн, возле которых хлопотали несколько человек прислуги. Здесь же присутствовала и его собственная «свита» – сын, жена, учитель-туземец и Роберт Макмахон, который, после того как его беременная жена трагически утонула, сходя с корабля на берег во время сильного шторма, совсем опустился и ходил в грязных лохмотьях. Понимает ли хоть кто-то из этих людей, подумал Хранитель, какую работу он проделал и свидетелем какой трагедии являлся?

– Он ведь был королем, представляете? – произнес Хранитель, торжественно взмахнув рукой. Он говорил таким тоном, словно речь шла о людях и событиях, затерянных в глубине времен – то ли в Средние века, то ли в эпоху норманнского завоевания: вот сверкают в лучах рассветного солнца топоры викингов, идущих вдоль излучины реки, и один мир сменяет другой в круговороте мифов и возвышенных фраз… И хотя все прекрасно знали, что Хранитель говорит всего лишь о событиях десятилетней давности, сам он ощущал, что та эра уже миновала и он как персонаж занимал в ней место и древнего скандинава-уничтожителя, и Беды Достопочтенного, и ее летописца.

– И вы собирались перековать всех этих свергнутых императоров в добропорядочных фермеров? – поинтересовалась леди Джейн. – Это совершенно идет вразрез с наукой, мистер Робинсон.

Хранитель начинал свою, как он называл ее, «дружескую миссию», лелея смутную надежду на успех, и это вряд ли было просто честолюбием с его стороны. В нем горело одно лишь желание – желание чего? – он и сам не знал. Когда дело было доведено до конца, он даже и не понял, что произошло. Закончился один мир, зародился другой, и больше не было того старого мира, по которому он бродил очарованный. Вместо этого он застрял в поселении Вайбалена, где его ждала череда новых ужасов, которым не было конца. Но сейчас он улыбнулся и вскинул руки.

– Все в руках Господа, мадам. Как наука может исключить подобное? Кроме того, он был очень привязан ко мне. Впервые мы встретились в 1830 году.

Он сказал это таким тоном, словно встреча эта состоялась в каком-нибудь лондонском литературном «Атенеуме», в самом сердце величайшего города мира. Но монарх-абориген не бывал ни в каких литературных салонах, да и само имя Король Ромео ему дал Хранитель уже в другое время и в другом мире – абсурдном и искаженном мире, который являлся топорным подобием английской реальности. Итак, Хранитель продолжил свой рассказ о смелости и благородстве аборигенов, об их почти детском страхе перед белыми и о том, как в итоге ему удалось спасти одну семью. Хотя доподлинная история, связанная с Королем Ромео, должна бы звучать совсем иначе.

В те времена звали его Таутерер. Он стоял на склоне горы, у которой не было названия, посреди огромного дикого пространства, не отмеченного ни на одной карте. Да он и знать-то не знал, что такое географические карты. Даже если бы ему и показали какую-нибудь, он бы усмехнулся, потому что жил не на острове, а в космосе, где время и пространство не имели конца и края, а суть вещей объяснялась священными преданиями. Он был высокий, мощного телосложения человек, осторожный, зоркий, а через одно плечо его была перекинута белая шкура кенгуру. Он видел, как вдалеке движется в его сторону по горному хребту группа людей. Он боялся их прихода, но решил не поддаваться страху. Священные предания не предсказывали ничего дурного, и, кроме того, он доверял собственной интуиции.

В то время Хранитель еще не звался таковым, хотя некоторые уже дали ему прозвище Примиритель, а так для большинства белых он был просто Джордж Аугустус Робинсон. Черные люди придумали ему кличку Густер. Итак, Робинсон, уже считавший себя в душе Примирителем, но все еще откликавшийся на Густера, шел вдоль горного хребта с отрядом «одомашненных» туземцев, чтобы провести переговоры.