Жди гостей - [22]

– Вы парижанка? – осведомляюсь я. – Это сразу бросается в глаза, – и я неотразимо улыбаюсь.

– Почти, – говорит она. – Я родилась в Лориане, но семья моего дяди из Левалуа30.

– И чем вы заняты в жизни, когда не приходите ко мне на свидание?

Она бросает на меня взгляд цвета «наступающего вечера».

– Ничем, – отчетливо сообщает она.

– Вы не работаете?

– Нет, у моего мужа хорошее положение.

– Кто он?

– Младший ефрейтор полиции...

Надо полагать, данный чин не приносит счастья. Небрежным пальцем я листаю номер журнала «Киноальков», журнала, который значит для мира кино то же самое, что биде для санитарно-гигиенической промышленности.

– Я читала его, ожидая вас, – говорит она. – С ума можно сойти! Как только они узнают все эти подробности! Кажется, у Софи Лорен первый зуб мудрости появился в пятнадцать месяцев...

Я воздерживаюсь от восторженных восклицаний, которых она была бы вправе ожидать от меня. Мое внимание полностью поглощено статьей о Лавми. Фото изображает его прибытие в Париж для съемок фильма «Вступление холеры в Марсель». Он стоит на перроне для поездов дальнего следования вокзала Сен-Лазар с женой, секретарем, нянькой, с чемоданами, «Оскаром» в целлофане и отпрыском на руках. Красавец Фред испытывает отеческие чувства лишь при вспышке фотоаппарата. Он показывает своего наследника народу так, словно тому предстоит продолжить династию. Чем громче у людей имя, тем больше они гордятся своими щенками. Они воображают, что их дети не только увековечат их славу, но покроют ее к тому же еще и позолотой. Ну и утописты!.. Заметьте, что в действительности потомки уходят в потемки. За редким исключением. Сын знаменитого человека – это всегда кукушка, которая прозябает в гнезде славы своего отца. Он пользуется визитными карточками своего папаши, чтобы открывать любые двери. Все, на что, он способен, так это стричь купоны со своего положения. Он живет за счет папы, не слишком портя себе кровь.

Ставлю цирк шапито Амара против коринфской капители, что после шквала фотовспышек Лавми тут же передал малыша Джими швейцарской няне, пока чудо-ребенок не замочил его великолепный костюм.

Я спохватываюсь, осознав вдруг, что некоторое время молчу. Нехорошо, если объект твоих домогательств остывает. Жену младшего ефрейтора нужно держать в хорошо прогретом состоянии, как паяльник.

– Как вас зовут? – томным голосом спрашиваю я.

– Виржиния.

– Чудесно!

– Вы находите? А мой муж считает, что так зовут только кухарок...

– Он ничего в этом не понимает. Этим именем хочется просто упиваться... Я хотел бы вам его нашептывать на свой лад...

– А как это, на ваш лад?

– Это хороший лад. Но я не могу его продемонстрировать на публике, в зале есть несовершеннолетние, а я запрещен для детей до шестнадцати лет.

Наступает время нанести мой секретный удар. С женщинами всегда надо действовать быстро и решительно.

– У вас не бывает таких моментов, Евлалия, когда от ваших современников вам начинает шибать в нос?

– Виржиния! – поправляет она.

– Мой вопрос, тем не менее, остается в силе.

– Да, действительно. Я нахожу людей докучливыми, они такие злые...

Знакомая песня, запатентованная Фернаном Рейно.

– Если бы вы согласились, – забрасываю я пробный шар, – мы могли бы провести оздоровительный сеанс уединения в небольшой известной мне квартирке в двух шагах отсюда, на улице Корнеля.

– Вы это всерьез?

Мне еще ни разу не попадалась женщина, которая в подобной ситуации не выдвинула бы этого возражения.

– Нет, – смело соглашаюсь я. – Это совершенно несерьезно, но безумно увлекательно...

– Я порядочная женщина!

– Надеюсь, ибо в противном случае ваш муж уже давно бы вас арестовал. Так идем?

Я перехватываю официанта, оплачиваю счет и встаю. Она сворачивает в трубочку свой «Киноальков» (все исподнее белье кинематографа) и так пассивно следует за мной, что это заставляет меня подумать, что бретонская кровь в ней берет верх.

Я веду ее в знакомое местечко, которым я активно пользуюсь в подобных случаях. Оно называется «Как у себя дома», и люди приходят туда заниматься тем, чем они не могут заниматься дома. Здесь три этажа комнат с горячей водой, пружинными диванами и умывальниками многократного использования.

Это какое-то чудо! Когда какая-нибудь замужняя женщина пересекает порог этого укромного заведения, у нее создается впечатление, что она высаживается на другую планету, куда ее муж и приличия не имеют доступа.

– Это неразумно!.. – шепчет испуганная Петрония.

Она забыла мне это сказать, а теперь ей остается лишь заявить, что «подобное с ней происходит впервые в жизни», и протокол будет соблюден.

Когда горничная выходит, Аделаида завершает протокольную часть.

– Я сошла с ума, – говорит она, расстегивая чрезмерно короткий жакет своего слишком длинного костюма. – Знаете, это у меня впервые...

Спасибо! Теперь можно начинать работать всерьез. Я боялся, что она оставит последнюю фразу при себе, но Гертруда не из тех женщин, которые хранят при себе что бы там ни было, будь это даже пояс для подвязок. За время, меньшее, чем понадобилось бы Юлу Бриннеру31, чтобы сделать себе пробор посредине, она изготовилась к представлению. Ничего в руках, ничего в карманах!