Жданов - [233]

.

Далее Жданов не без лукавства призывал собравшихся: «Если ЦК не прав, защищая реалистическое направление и классическое наследство в музыке, пусть об этом скажут открыто. Быть может, старые музыкальные нормы отжили свой век, быть может, их надо отбросить и заменить новым, более прогрессивным направлением? Об этом надо прямо сказать, не прячась по углам и не протаскивая контрабандой антинародный формализм в музыке под флагом якобы преданности классикам и верности идеям социалистического реализма»^{723}.

Впрочем, рассуждения о формализме лишь подводили Жданова к главному, по его мнению, вопросу музыкальной жизни: «Неясно также, каковы "формы правления" в Союзе советских композиторов — являются ли эти формы правления демократическими, основанными на творческой дискуссии, критике и самокритике, или они больше смахивают на олигархию, при которой все дела вершит небольшая группа композиторов и их верных оруженосцев — музыкальных критиков подхалимского типа, — и где, как от неба до земли, далеко до творческой дискуссии, творческой критики и самокритики»^{724}.

Из этих слов несложно понять, как Жданов оценивал ситуацию на вершине советского музыкального бомонда. И если не принимать безоговорочно на веру точку зрения самих «музыкальных олигархов» и их эпигонов (как делают большинство современных исследователей), данная Ждановым оценка не будет преувеличением. К его чести, он понимал, что в этой сфере проблемы не решаются чисто административными мерами, а присутствующие в зале «музыкальные олигархи» — тот же Шостакович, например — являются в первую очередь бесспорными музыкальными талантами. Но талант, по мнению Жданова, не давал индульгенции от критики. Отсюда и это совещание композиторов, и намеченный на весну 1948 года большой съезд деятелей музыкальной культуры.

Отметим и то, что Андрею Жданову явно нравилось заниматься этой темой. Если среди членов политбюро написать квалифицированный доклад по философии мог бы, при желании, и товарищ Сталин, то теоретические тонкости музыкальной сферы среди верховных властителей СССР были доступны, без преувеличения, только Жданову. Предоставим слово Шепилову:

«Была сфера, соприкасаясь с которой Жданов буквально преображался, становился одержимым, с вдохновенным горением искал ответы на мучившие его вопросы… Помню, в каком состоянии творческой одержимости вынашивал он своё выступление по вопросам музыки. Он собирал по крупицам и всесторонне продумывал высказывания Маркса и Энгельса, штудировал эстетические работы Плеханова, статьи, записи бесед, письма Ленина. На столе у него лежали стопки книг В. Стасова, А. Серова, письма П. Чайковского с закладками, пометками, подчёркиваниями.

Найдя в литературе какой-нибудь поразивший его образ или формулировку, он горел желанием поделиться своими мыслями и чувствами. Он нередко звонил мне на 3-й этаж в самое неожиданное время — утром, глубокой ночью:

— Вы можете зайти сейчас? Я приходил.

— Слушайте: "Музыка должна высекать огонь из сердец людей". Бетховен. По поводу его Пятой симфонии. Представляете себе, какое высочайшее предназначение музыки: высекать огонь из сердец людей.

Или:

— Вы штудировали "Критические статьи" Серова о музыке? Ну, батенька, какие же здесь золотые россыпи. Слушайте: "В мелодии — главная прелесть, главное очарование искусства звуков; без неё всё бледно, бесцветно, мертво, несмотря на самые принуждённые гармонические сочетания, на все чудеса контрапункта и оркестровки". А модернисты изгоняют мелодию, то есть умерщвляют душу музыки!»^{725}

Работы Александра Серова, русского композитора XIX века и, пожалуй, первого музыкального критика дореволюционной России, действительно активно использовались нашим героем в его выступлении. Не меньше внимания Жданов уделил и Владимиру Серову, самому крупному музыкальному критику России на рубеже XIX—XX веков. Выступление секретаря ЦК перед советскими композиторами обошлось без ссылок на Маркса или Сталина, зато показательно базировалось на теоретическом наследии классической русской музыки как раз того периода, когда она сумела вобрать в себя всё лучшее из европейской классики и русского народного творчества.

Музыкальные пристрастия Жданова в январе 1948 года не остались тайной и для его «ленинградцев». Историки В.И. Демидов и В.А. Кутузов на основе общения с работниками аппарата Смольного, часто бывавшими в Москве у Жданова, приводят воспоминания как раз о тех январских днях подготовки Ждановым музыкального совещания: «Александр Николаевич Кузнецов, самое доверенное его лицо и бессменный помощник, допускал иногда "утечку информации" — загадочно улыбаясь, сообщал узкому кругу: "А вы знаете, чем сейчас занят Андрей Александрович?.. Он нацелен на серьёзную перестройку в нашей музыкальной культуре… Вот уже вторую неделю сидит и прослушивает пластинки — с классикой, народной, эстрадной музыкой…"»^{726}.

Архивы сохранили множество писем, обращений и целых докладов композиторов, в основном преподавателей Московской и Ленинградской консерваторий, поступивших тогда на имя Жданова. Со многими из них Жданов предварительно встречался в процессе подготовки своего «музыкального» выступления.