Жданов - [229]

.

Дискуссия проходила с 16 по 25 июня и уже не в конференц-зале Института философии, как это было в январе, а в здании ЦК. К участию пригласили ведущих философов из вузов и научных учреждений не только Москвы, но и Ленинграда, Киева, Минска и других крупнейших городов страны. Также присутствовали руководящие работники ЦК ВКП(б), республиканских и областных парторганизаций — фактически вся идеологическая номенклатура страны. Пригласили и несколько десятков руководителей Академии наук, ведущих экономистов и историков, не забыли и первых литераторов того времени — в заседаниях «философского съезда» приняло участие всё руководство Союза писателей: Вишневский, Фадеев, Панфёров, Симонов и др. Помимо Жданова на всех заседаниях присутствовали секретари ЦК Кузнецов и Суслов. Интересно, что Жданов оформил пропуск-приглашение и своей жене, Зинаиде Александровне, работавшей тогда сотрудницей «историко-партийного кабинета» в ВПШ. «Философский съезд» Зинаида Жданова посещала вместе с супругой маршала Ворошилова, работницей той же партшколы. Этих жён членов политбюро объединяла не только совместная работа и соседние квартиры в Кремле: до встречи с мужьями-большевиками в юности обе успели побывать членами партии социалистов-революционеров…

Заседания шли по вечерам, с 18 до 22 часов, иначе их не мог посещать загруженный делами Андрей Жданов. Именно он по поручению ЦК открыл первое заседание коротким вступлением: «Уже то, что эта дискуссия проводится вторично, показывает, какое значение Центральный Комитет придаёт обсуждаемой теме. Тема эта, как вы сами понимаете, серьёзная»^{705}.

Ещё раз отметим пристальное внимание сталинского руководства к, казалось бы, отвлечённым вопросам литературы или философии — факт в истории, пожалуй, беспрецедентный. На этот раз дискуссия получилась достаточно свободной и не без неожиданностей. Так, опять проявился неугомонный «великорусский шовинист» Хорен Аджемян, призвавший ЦК большевиков «взять в союзники диалектического материализма православие в целях борьбы с Ватиканом»^{706}.

Но кульминацией дискуссии были конечно же не этот казус и не выступления «штатных» советских философов. Внимание всех присутствующих было приковано к речи товарища Жданова. Внимательно наблюдая и слушая выступающих, ночами Жданов работал над подготовкой своего доклада. Текст его был готов к 23 июня и тут же направлен Сталину с сопроводительной запиской:

«Тов. Сталину. Направляю Вам проект своей речи на философской дискуссии. Очень прошу Вас просмотреть и сделать свои указания. Речь предполагаю произнести завтра, 24-го июня в 6 ч. вечера, после чего, по-моему, следует вести прения ещё в течение вечернего заседания 24-го и часть вечернего заседания 25-го июня с тем, чтобы 25-го июня дать заключительное слово т. Александрову и на этом закончить дискуссию. А. Жданов»^{707}.

На записке рядом с чернильной подписью Жданова Сталин написал ответ простым карандашом: «Т. Жданов! Вышло не плохо. Хорошо бы разбить речь на две главы (глава 1-ая — критика учебника, глава 2-ая — о философ. фронте). Есть поправки в тексте. И. Сталин»^{708}.

Андрей Жданов дисциплинированно разбил свой доклад на две главы с соответствующими названиями. Правки вождя и старшего товарища были немногочисленными — 26 на сорок одной странице — и скорее стилистическими. Так, в изначальной ждановской фразе — «марксизм возник, вырос и победил в беспощадной борьбе со всеми представителями идеалистического мракобесия» — Сталин исправил залихватское «мракобесие» на более строгое и уважительное «направление». Впрочем, доклад сохранил привычную Жданову живость и нарочитую весёлость стиля — последнее, пожалуй, в те времена было присуще исключительно его произведениям; все остальные властители СССР были тогда сугубо серьёзны в публичных выступлениях. Жданов же и в докладе, задуманном по сути как обязательная директива всему философскому сообществу, сумел с юмором и дипломатично польстить аудитории, прежде чем начать ею командовать и ставить в рамки.

Начиная выступление, он назвал себя «философским юнгой, впервые вступающим на зыбкую палубу философского корабля во время жестокого шторма», в отличие от присутствующих в зале профессиональных философов, названных «старыми философскими морскими волками», способными «легко бороздить философские моря и океаны»^{709}. При этих словах стенограмма фиксирует одобрительный смех в зале, что, впрочем, привычно для его докладов и выступлений. Жданову такая реакция слушателей явно нравилась. Без сомнения, и сам Сталин считал, что чрезмерную серьёзность, присущую советским вождям, полезно иногда разбавлять простыми человеческими шутками.

Но почти сразу аудитория получила совсем нешуточный удар: «На философском фронте отсутствует развёрнутая большевистская критика и самокритика. Отсутствие творческих дискуссий, критики и самокритики не могло не отразиться пагубным образом на состоянии научной философской работы. Известно, что философская продукция совершенно недостаточна по количеству и слаба по качеству. Монографии и статьи по философии — редкое явление»