Жданов - [225]

15—16 мая в суд чести Министерства здравоохранения для предварительных объяснений были приглашены профессор Роскин и другие медицинские работники и чиновники, замешанные в этом деле. Примечательно, что Клюева явиться в суд отказалась.

Копии стенограммы по результатам этих бесед-«допросов» передавались непосредственно Жданову и Сталину. МГБ, выполняя распоряжение политбюро об обеспечении секретности научных исследований Клюевой — Роскина, контролировало и частные разговоры учёных. Уже в ночь на 16 мая Сталину доставили запись разговора «подсудимых» с корреспондентом газеты «Известия» Эмилем Финном, специализировавшимся на освещении судебных процессов. Просмотрев листки с записью этой беседы, Сталин оставил карандашную пометку: «Поговорить со Ждановым»^{693}.

Первый в СССР суд чести начался 5 июня 1947 года в актовом зале знаменитого Дома на набережной. На нём присутствовал весь ареопаг советской медицины — работники министерств здравоохранения СССР и РСФСР, Академии медицинских наук, академики, профессора, директора институтов, клиник и вузов, ведущие медицинские специалисты страны.

«Воспитательный» процесс на глазах всей научно-медицинской общественности продолжался три дня, до 7 июня, повторяя общепринятую судебную процедуру с допросами и объяснениями «подсудимых» и свидетелей. В качестве своеобразного свидетеля суда чести выступил и Андрей Жданов — его «показания» были оформлены в виде письма на имя председателя суда чести Шабанова. Письмо заранее было составлено Ждановым и отредактировано совместно со Сталиным.

Жданов обвинял учёных в «желании угодить иностранцам», в том, что они «руководствовались соображениями личной славы и дешёвой популярности за границей», в итоге «лишили советскую науку приоритета в этом открытии и нанесли серьёзный ущерб государственным интересам Советского Союза»^{694}. Подчеркнём: речь шла именно о моральных, а не уголовных обвинениях.

Жданов же отредактировал и речь общественного обвинителя профессора Куприянова с экскурсом в историю отечественной науки и культуры: «Всякого рода антипатриотические воззрения, чувства, унижающие достоинство людей, чувство постоянной зависимости от иностранщины, чувство раболепия и преклонения перед ней долгие и долгие годы вбивали в головы интеллигенции и народа как господствовавшие реакционные классы царской России, так и реакционные зарубежные силы, которым было выгодно поддерживать это рабское чувство преклонения перед всем иностранным среди народов, населявших Россию»^{695}.

Именно в этой речи было публично на всю страну и мир заявлено, что отныне СССР является альтернативным Западу научным центром мира, а «русский язык — один из самых богатых, развитых языков мира — уже давно является международным языком»^{696}. Отныне Советский Союз претендовал на планетарное лидерство не только в политике, но и в науке.

Имея за плечами богатый опыт публичных мероприятий, начиная с организации Первого съезда советских писателей 1934 года, товарищ Жданов как по нотам разыграл необходимое ему демонстративное действо, почти театральный процесс. Суд чести вынес решение: признать «поведение Клюевой и Роскина недостойным, антигосударственным и антипатриотическим» и «объявить профессору Клюевой Н.Г. и профессору Роскину Г.И. общественный выговор». На гребне послевоенного патриотизма очень многие вполне искренне возмущались поведением Клюевой и Роскина.

«Осуждённые» продолжили свою работу в предоставленном им правительством научно-исследовательском институте, а Жданов продолжил воспитательную кампанию, организовав обсуждение первого суда чести во всех парторганизациях, НИИ и вузах страны. Не забыли и культурное воздействие — по мотивам событий в том же году появилась пьеса «Закон чести», написанная ленинградским драматургом Александром Штейном, в годы войны служившим фронтовым корреспондентом Балтийского флота. Пьеса станет сценарием для фильма «Суд чести», который снимет в 1949 году известный тогда режиссёр Абрам Роом, — картина получит Сталинскую премию, её посмотрят свыше пятнадцати миллионов кинозрителей. Не останется в стороне и Константин Симонов: в течение года он тоже напишет пьесу «Чужая тень» — о «заблудших учёных, вставших на скользкий путь стремления к зарубежной славе». Писатель передаст её Жданову в 1948 году, накануне его смерти — ни постановку задуманных пьес, ни экранизацию этой поучительной истории Жданов уже не увидит…

Но вернёмся в июнь 1947 года, когда де-факто второй человек в СССР составил закрытое письмо о «деле КР» и разослал этот документ с прилагавшимися материалами суда показательному кругу адресатов: «Членам и кандидатам ЦК ВКП(б), ЦК компартий союзных республик, крайкомам, обкомам, горкомам и райкомам партии, министрам СССР, членам коллегий и руководителям центральных ведомств, секретарям парторганизаций министерств СССР и центральных ведомств, всем командующим военных округов и войсковых групп»^{697}.

В письме Жданов от имени ЦК «разжёвывал» поставленные проблемы научного приоритета: «Наука в России всегда страдала от этого преклонения перед иностранщиной. Неверие в силы русской науки приводило к тому, что научным открытиям русских учёных не придавалось значения… Всё это было выгодно для иностранных капиталистов, поскольку облегчало им возможность воспользоваться богатствами нашей страны в своих корыстных целях и интересах. Поэтому они всячески поддерживали и насаждали в России идеологию культурной и духовной неполноценности русского народа»