Жаждущие престола - [51]

Жители Смоленска, которые издавна считали поляков и литву своими постоянными врагами, не могли поверить царю, который собирался прийти с территории Речи Посполитой и рассчитывал на поддержку поляков. Немедленно служилые люди из смолян, выбрав своим водителем воеводу Полтева, пошли в Москву на помощь царской рати, а по дороге очистили от воров (ожидавших Лжедимитрия) Дорогобуж и Вязьму. Воины из этих городов соединились со смолянами и вместе вошли в Можайск, куда пришел воевода Колычев со своими стрельцами. Перед этим он выгнал из Волоколамска и побил в поле приверженцев «царя Димитрия».

Шуйский весьма ободрился и даже послал Болотникову гонца с письмом, в котором убеждал его оставить надежду на победу неизвестного человека, претендовавшего на московский трон под именем Димитрия. Однако Болотников не прельстился, а может быть, не поверил обещанию царя дать ему боярский чин и назначить главным воеводой. В ответном письме Болотников отвечал будто бы с простодушной искренностью: «Всегда припадая сердцем к царской власти, я отдал душу свою Димитрию Ивановичу и сдержу клятву, – буду в Москве не изменником, а победителем».

И положение его вблизи Москвы действительно становилось опасным для царского войска. Братья Шуйского, оба бездарные полководцы, крайне недалекие люди, но жаждущие втихомолку престола, ненавидели брата. Он все-таки был умен и хитер, не в пример им, и заранее завидовали двадцатилетнему Михайле Скопину в связи с его военным везением.

Снег выпал свежий, чистый, словно бы нарочно готов был окраситься ярко-красной человеческой кровью. Ветер затаился, в темном небе тихо мигали звезды. Какие-то светлые облачка вдруг светились по темноте. Мило было, душевно-трогательно на Руси. И вот тебе на: готовилось убийство своих своими.

Ожидая с часу на час прихода смоленской дружины Полтева, князь Михайла Скопин-Шуйский проехал в сопровождении слуги Федора и Прокопия Ляпунова, рязанского переходчика на царскую сторону, вдоль всего расположения своего воинства у Данилова монастыря.

Вернулся в шатер, разбитый прямо на снегу. Накинув на плечи полушубок, Скопин склонялся при свечах над чертежом местности. Кто-то подскакал к шатру, спрыгнул с коня. Нетерпеливый рязанец Ляпунов бросился к входу. Стражник впустил ратника.

– Кто там?

– От воеводы Полтева гонец. Наши подходят к Филям.

– Добро.

Прокопий Ляпунов, как воин смелый и дерзкий, настаивал на немедленном нападении на стан Болотникова.

– Ночью захватили бы их спящими, князь, – говорил Прокопий, расхаживая по шатру и от нетерпения то вытягивая из ножен до половины саблю, то вбрасывая ее обратно. Он с досадой смотрел на красивого степенного юношу, все о чем-то раздумывающего и сверяющего что-то на чертеже. Ничего не поделаешь: Михайла Скопин родной племянник царя, который назначил его главным воеводой.

– В темноте можно побить и своих, Прокопий, – возражал рязанцу Михайла Васильевич. – Двинем по зорьке, когда хорошо все проглянется. Вот только дождемся смолян. Не шутка: три полка опытных бойцов.

К полночи появился еще один гонец. Едва разлепляя смерзшиеся губы, прохрипел:

– Кто есть князь Скопин-Шуйский? Я гонец от Пашкова.

– Ага, от Истомы Пашкова? – воскликнул Ляпунов. – Ты гляди, и его достало. Хочет уйти от Болотникова, молодец.

Прибывший молча достал из-за пазухи свернутую трубочкой грамоту. Скопин-Шуйский сорвал печатку, склонился к свету.

– Ну чего он пишет? – спросил Ляпунов, недолюбливавший Истому Пашкова, надменного, резкого земляка.

– Просится к нам. Не хочет больше под Болотниковым ходить.

– Ну пусть, чего там.

– Постой-ка, – остановил Ляпунова князь. – Надо бы примериться, когда ему переходить. Лучше бы во время боя и прямо к тебе. Вы рязанцы, сразу друг друга узнаете. А все равно надо бы какой-нибудь знак придумать, чтобы ошибки не было.

– Не дай бог, не дай бог, – пробормотал гонец от Пашкова, немолодой уже воин, переминавшийся рядом скромно, почтительно.

– Выпустить бы ратника вперед с рязанским знаменем, – придумал Скопин-Шуйский.

– А что? Здорово получится, – ухмыльнулся Прокопий. – Пустим моего брата Захара. Он парняга отчаянный, справится.

– Ладно, – сказал Скопин, обращаясь к гонцу. – Скажешь сотнику Пашкову, пусть переходит во время боя по оговоренному знаку – знамени. Понял? Всадник на белом коне с красным прапором[67].

Гонец кивнул, вышел в ночь. Близился рассвет, чуть заиграла розовая полоска за лесом. Засияли над лесом спавшие облака.Сорока застрекотала, гаркнул ворон.

Смоленская дружина под управой воеводы Полтева прибыла уже на свету. Где-то недалеко, в монастыре, прокукарекал несмело единственный петух. Остальных в окрестных деревнях давно съели.

Но одного петушиного сигнала и первых отсветов зари было довольно, чтобы заскрипели по снегу сани, зафыркали кони, забряцало оружие.

Примчались посланные заранее разведчики, нашли Скопина:

– Болотников идет на Котлы. Нам навстречу, князь.

– Хорошо, значит, встретимся в поле. Григорий, – обратился Скопин к воеводе Полтеву. – У тебя конных хватит, чтобы ударить, когда воры втянутся в бой?

– Хватит, – ответил кряжистый, с усталым лицом Полтев.