Жаждущие престола - [38]

На вопрос Голицына: где царица? Казановская ответила, что Марину еще вчера отвезли к ее ясновельможному отцу, пану Мнишеку. Ответ вполне удовлетворил князя. И он покинул женскую комнату. В действительности, при нахождении в покоях мужчин, Марина, худенькая и маленькая, спряталась под пышными юбками своей высокорослой подруги Казановской. И, разумеется, никому не пришло в голову там ее искать.

* * *

Немецкая стража с алебардами еще пыталась удержать бунтовщиков. Но их было слишком мало. «Зачем я отпустил Маржерета с его сотней на Кукуй? – невольно мелькнуло в сознании Отрепьева. – Ах, дурак, дурак! Зарвался, ополоумел, расстрига! Ну, судьба решена… Последнюю попытку надо сделать!»

Он пробрался в полуразобранный каменный дворец Годунова. Выбрался на подмостки, устроенные еще для брачного празднества, но пока так и недостроенные. Самозванец, уверенный в своей силе и ловкости, решил перепрыгнуть с одних деревянных подмостков на другие. Примерился, прыгнул… однако оступился и с высоты сажен в пять упал на двор. От удара он потерял сознание и, говорили позже, вывихнул ногу. Если бы не это внезапное невезение, Самозванцу, возможно, удалось бы ускользнуть из Кремля… И тогда история Московского царства могла бы пойти по несколько иному пути.

«Однако все в Божьем предрасположении, и любой случай по воле Его может полностью изменить течение событий», – прокомментировал бы любой летописец или, скажем, историограф того столетия.

Стрельцы, стоявшие на карауле поблизости от того места, где упал Самозванец, услышали стоны. Подойдя, они узнали царя, притащили бадью воды и отлили его водой. Постепенно «Димитрий» пришел в себя.

– Бунт боярский надо закончить, – сказал он, – мои верные стражи. Я уже для вас сделал немало и еще сделаю. Дайте только расправиться с этими кровожадными волками. Им-то все мало.

Самозванец дальше упрашивал стрельцов быть на его стороне. В награду все имения изменников и даже их жен и дочерей обещал он отдать стрелецким полкам «на поток». Стрельцам его обещания понравились.

– А и верно, разграбили всю Москву да всю Русь бояре, – говорили между собой стрельцы. – Государь-то дело знает. Власть начальникам стрелецких полков, а уж они только царю подчиняться будут. А бояр-то лжецов, хапуг – всех на плаху и в ссылку. Порешить этих Шуйских, Голицыных, Мстиславских, Воротынских, Колычевых…

Стрельцы внесли Самозванца снова во дворец, уже разграбленный и опустошенный. Алебардщики-немцы стояли обезоруженные, опустив головы. «Димитрий» даже заплакал при виде позорного состояния своих лучших телохранителей.

– Эх, Якова Маржерета бы сюда с его сотней… И схватить крамольников-бояр!

Дальше глаза Самозванца увидели трупы польских музыкантов, убитых, растерзанных, с отрубленными головами и руками. Поломанные музыкальные инструменты валялись повсюду.

Наконец стрельцы вывели хромавшего «царя» на дворцовое крыльцо. Толпа боярских челядинцев, размахивая оружием, бросилась было к «Димитрию», но стрельцы стали стрелять из пищалей в воздух. Толпа отхлынула от крыльца, рыча и ругаясь от злобного бессилия. Другие москвитяне, пришедшие в Кремль, стояли в стороне. Многие так и не могли толком понять: что происходит? Почему группа бояр в латах и шишаках с мечами и пистолями рвется к «государю», угрожая ему смертью? Стрельцы начали сзывать другие стрелецкие караулы, трубя в сигнальные рога.

Был момент, когда Шуйские, Голицыны, Одоевские, Мстиславские и остальные бояре дрогнули. Если бы отряды стрельцов, а также немецкая охрана с мушкетами окружили Самозванца и не отдали его боярской челяди с «думцами», вполне возможно, бунт был бы усмирен.

– Надо как-то напугать стрельцов, – сказал, трясясь от страха, князь Шуйский. – Придумай чего нито, Митрий – обратился он к брату. И тот завопил отчаянным, хриплым голосом:

– Пойдем все сейчас в Стрелецкую слободу. Истребим их жен и детей, если они не хотят выдать нам изменника, самозваного плута, расстригу беглого…

– Да развернем пушки и ударим по Замоскворечью, чтоб вся стрелецкая слобода сгорела, – присоединился еще кто-то из заговорщиков.

Княжеские приспешники снова прихлынули к крыльцу, размахивая пиками и пищалями. И тогда испугались стрельцы. Их около дворцового крыльца собралось немного. Остальные отряды пока не подходили. Стрельцы почувствовали страх перед толпой боярских наемников, вооруженных до зубов. А пушки?.. Если бояре прикажут пушечным полкам стрелять по Замоскворечью?..

Стрелецкий голова, прикрывая «Димитрия» от оскаленных в бешенстве бояр, все-таки пошел на попятную:

– Спросим царицу Марфу. Если скажет, что это ее сын, мы все за него головы свои сложим. А если она не признает его, то Бог в нем волен.

С досадой и руганью, но бояре согласились с таким решением. В ожидании ответа от Марфы думцы все рвались к «Димитрию», дергали его за рукава и полы кафтана.

– Кто ты? Кто твой отец? – будто только на свет родился, сипло спрашивал князь Шуйский. – Откуда ты родом? Ах, ты злодей!

– Вы знаете, я царь ваш, сын Ивана Васильевича. А тебя, Василий Иванович, я указом своим помиловал. Дайте мне выйти на Лобное место и объясниться с народом, – продолжал бесполезные попытки уговора бояр Самозванец. По его страшно бледному, искаженному лицу понятно было, что «царь» попросту беспомощно тянет время. Тут торопливо протолкался сквозь толпу боярских челядинцев князь Иван Голицын и вскричал отчаянно: