Жажда жить - [229]
Дамские и мужские чулки, а также дамские пальто и шарфы яркими пятнами выделялись на общем тусклом фоне: день выдался облачный и холодный, каждую минуту грозил пойти снег, а из зелени и желтизны деревьев, кустов и пастбищ ушла всякая жизнь. Кое-кто из гостей уже собрался вокруг большого костра, но большинство потянулось к беседке, где на подставке громоздились кофейник на два галлона, подогреваемый огнем от керосинки, горы сандвичей в вощеной бумаге, оловянные кофейные чашки, бутылки с виски и бренди и к ним рюмки с бокалами. Подставка — доска на козлах — стояла на цементном полу рядом с дверью в беседку, чуть ниже уровня земли. Грейс, зажав во рту сигарету и наклонив голову так, чтобы дым не попадал в глаза, сидела у подставки и отмечала имена гостей, записывающихся на участие в соревнованиях. Рядом с ней, посасывая грубо отделанную трубку, стоял Хэм Шофшталь и разглядывал через ее плечо список. Время от времени он указывал на какое-то имя, Грейс кивала и выкликала: «Джордж Уолл не заплатил. Джордж Уолл, прошу подойти и заплатить. Джо Каннингэм, за вами тоже должок. Прошу подойти и оплатить. Вообще все, кто еще не заплатил, поторопитесь». К ней выстроилась целая очередь. «Ага, вот и Джордж, — заметила Грейс. — Ну как, готовы всех обставить?»
— Постараюсь. Что там с меня, два доллара?
— По доллару за выстрел.
— Ловко. А поскольку у большинства из нас двустволки, то берете два, так?
— Если это не помповое ружье. Хэму вот пришлось заплатить пятерку.
— А где индейка? — спросил Джо Каннингэм. — Лично я платить не собираюсь, пока не увижу индейку.
— А я оштрафую вас за такие речи, — огрызнулась Грейс. — Индейка цела и невредима, сидит в ящике и ест мое зерно.
— Лучше бы мое, — проворчал Каннингэм, переступая с ноги на ногу. — По-моему, после армии у меня ноги стали короче.
— Что за идиотская шутка, — отмахнулась Грейс. — Два доллара, спасибо. Гоните и вы, Джо. Спасибо. Так, есть еще, кто не заплатил?
— Эмлин Дитрик, — подсказал Хэм.
— Эмлин Дитрик! — провозгласила Грейс. — Эмлин Дитрик!
Присутствующие начали было скандировать это имя, но тут же остановились, ибо к беседке подошли Мартиндейлы и Холлистер. Только эхо замолкших голосов нарушало внезапно наступившую тишину, и лишь немногие, самые воспитанные, избегали смотреть, как Грейс приветствует вновь появившихся гостей.
— Привет, Эдгар, Бет. Привет, Джек. — В одной руке Грейс держала список, в другой сигарету. Отчетливо выговорив имя Джек, она повернулась к Шофшталю: — Хэм, ты ведь знаком с Холлистером?
— Конечно. Добрый день.
— Добрый день, — мгновенно откликнулся Холлистер. Рукопожатием они не обменялись.
— Ваша жена еще не подъехала, — сказала Грейс. — Наверное, Броку понадобилось куда-нибудь заскочить по дороге.
— Просто они выехали позже, — откликнулся Холлистер.
— Ну что, Эдгар, ружье не забыл? — спросила Грейс.
— Так ты же пообещала одолжить.
— А я и не отказываюсь. Но надо заплатить. Два доллара, пожалуйста. А вам, Джек, ружье нужно?
— Я… Да нет, спасибо, пожалуй, не стоит.
— Бетти?
— Спасибо, без меня. Но я готова заплатить доллар за глоток виски. Продрогла что-то.
— Уже? — спросил Эдгар.
— Разница между нами в том, что я не стесняюсь признаться, что мне холодно. Это вы, мужчины, притворяетесь, будто вам наплевать на погоду. Герои, понимаешь ли.
— Вы правы, — кивнул Холлистер. — Я бы тоже выпил. Позвольте угостить вас, миссис Мартиндейл.
Отчасти потому, что многие услышали эти слова, отчасти благодаря непринужденному поведению Грейс и тех, кто ее окружал, напряжение среди гостей начало спадать, сначала незаметно, а потом, когда Грейс принялась разливать спиртное, все более стремительно. Другое дело, что присутствующие разбились на кучки, и Холлистеру ни в одной из них не нашлось места. Бетти отошла в сторону и присоединилась к одной из групп, а Эдгар, наделенный более развитым чувством социальной ответственности, остался с Холлистером, который с бокалом в руках прислонился к стене беседки. Ближайшие десять минут Грейс по-прежнему оставалась занята списком и своей ролью хозяйки. Эдгар же воспользовался этим временем, чтобы еще раз повторить правила игры и показать Холлистеру место, где будет проходить состязание. Они вернулись к беседке как раз в тот момент, когда там появился Брок со своей француженкой.
— Ужасно жаль, но ваша жена сказала, что не может поехать. Мы всячески пытались уговорить ее, но ничего не получилось.
— Что ж, очень жаль, — сказала Грейс. — Однако пора начинать, ведь уже больше трех, верно?
Брок взял у нее список и начал по порядку выкликивать имена участников. Закончив чтение, он сказал:
— Ну, теперь все знают, когда кому стрелять. Начинает Хэм, следом за ним — кто там? — да, Джордж. Джордж Уолл. Давай, Хэм, удачи.
Гости заняли зрительские места, и Брок незаметно подошел к Холлистеру. Со стороны могло показаться, что он наблюдает за стрельбой Шофшталя и объясняет на пальцах, куда Хэм целится и старается попасть, но шепотом Брок сказал:
— Жаль, что ничего из моего замысла не вышло.
— Мне тоже, — откликнулся Холлистер.
— Видите ли… э-э… дело не просто в том, что она отказалась ехать.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Писатель, который никогда не стремился к громкой славе, однако занял достойное место в ряду лучших американских романистов, таких как Хемингуэй и Фицджеральд. Почему? Уж не потому ли, что подлинный талант проверяется временем?Один из самых ярких романов Джона О’Хары, который лег в основу замечательного фильма с Элизабет Тейлор, получившей за роль Глории свою первую премию «Оскар».История затравленной, духовно искалеченной красавицы Глории Уэндерс, единственное развлечение которой — случайные встречи с малознакомыми состоятельными мужчинами.Эта книга и сейчас читается гак, словно была написана вчера, — возможно, потому, что Джон О'Хара не приукрашивает и не романтизирует своих непростых, многогранных персонажей и их сложные противоречивые отношения…
Бродвей 60-х — и новоанглийская провинция с ее мелкими интригами и большими страстями…Драма духовного кризиса талантливого писателя, пытающегося совместить свои представления об истинном искусстве и необходимость это искусство продавать…Закулисье театрального мира — с его вечным, немеркнущим «костром тщеславий»…Любовь. Ненависть. Предательство. И — поиски нового смысла жизни. Таков один из лучших романов Джона О'Хары — роман, высоко оцененный критиками и вошедший в золотой фонд англоязычной литературы XX века.
Один из лучших романов классика американской прозы Джона О’Хары.История сильного человека, бездарно и бесцельно растратившего свою жизнь в погоне за славой и успехом.На первый взгляд ему удалось получить все — богатство, власть, всеобщее уважение, прекрасную семью…Но в действительности его преуспеяние — лишь фасад, за которым таятся одиночество и непонимание.Политическая карьера разбита, любовь потеряна, близкие стали чужими…Что теперь?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Каждый вечер в клуб приходит один и тот же немолодой мужчина. Есть в нем что-то беспокоящее, какая-то загадка, какое-то предчувствие…
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Поколение обреченных.Вырождающиеся отпрыски старинных американских семей.У них есть либо деньги, либо надежды их получить — но нет ни малейшего представления, что делать со своим богатством. У них есть и талант, и интеллект — но не хватает упорства и трудолюбия, чтобы пробиться в искусстве. Они мечтают любить и быть любимыми — но вялость чувств превращает отношения в ненужные, равнодушные романы чужих, по сути, друг другу людей.У них нет ни цели, ни смысла жизни. Ирония, все разъедающая ирония — как самоцель — остается их единственным утешением.