Жажда жить - [225]

— Я не согласен с вами. Коль скоро речь идет о принципах, ни для нее, ни для меня пределов не существует. Что мужу, что жене до́лжно выдержать неизбывную печаль, любые беды и горести, что угодно, только не разрушить дом.

— А ты бы выдержал неизбывную печаль?

— Мистер Кларк, повторяю, речь не обо мне. Мы говорим о принципах, о религиозных убеждениях. О праве жены оставить мужа. Начни мы говорить обо мне, о том, хороший я муж или дурной, придется перелистать всю книгу нашей с Эмми совместной жизни, страницу за страницей, — все, что было в ней хорошего, мистер Кларк, и все, что было плохого. В достатке и бедности. Я не часто хожу в церковь, но у меня есть принципы, и я живу согласно им. Вы знаете только одно: Эмми обиделась на меня и ушла из дома, забрав с собой детей. Но как быть с принципами? Я возвращаюсь домой, рассчитывая, как всегда, увидеть здесь Эмми с детьми, и из этого следует, что моя совесть чиста. Я возвращаюсь домой, рассчитывая поужинать в кругу семьи, но вместо этого застаю тестя с пистолетом в кармане. Как насчет принципов? Мне нечего было бояться, иначе бы я не вернулся домой. Мне нечего было бояться вашего пистолета, иначе я не попросил бы отдать его мне. Разве я силой его отнял? Я просто попросил отдать его. Вот, пожалуйста, ваши патроны… Можете передать Эмми наш разговор. Сейчас я приготовлю себе чего-нибудь поесть, и, если она захочет вернуться домой сегодня вечером, ни слова не будет сказано, по крайней мере мной. Захочет провести ночь у вас, я тоже не против, сам позавтракаю. Просто скажите Эмми, что это мой дом, а не то место, где жила моя мать и где жил мой отец.

Кларк снова зарядил пистолет и сказал:

— Про принципы я ей все передам, Джон.

— И про все остальное, на ваше усмотрение.

— Только про принципы. Достаточно и того. — Стареющий плотник бегло осмотрел пистолет и сунул его в карман. — Я могу заставить ее верить только в то, во что верю сам.

— А больше мне ничего от вас и не надо.

— Ну, на то, что тебе надо, мне наплевать. — Кларк приподнял шляпу, заколебался на мгновение, презрительно усмехнулся и нахлобучил шляпу на голову.

Когда наутро Эмми вошла в их комнату, Холлистер еще спал. На цыпочках она не ходила, и он проснулся. Эмми заворачивалась в просторный полосатый халат.

— Встаешь? — осведомилась она.

— А ты думала что?

— Понятия не имею.

— А если покопаться?

— Все равно вряд ли ты найдешь что-нибудь, чего не было бы у одной известной тебе дамы.

— А вдруг пистолет? Где дети?

— Я оставила их с бабушкой Кларк.

— Если бы мы не были женаты, я бы придумал анекдот про дедушку Кларка. Для колонки.

— Анекдотов я и без того наслушалась. Смотрю, у тебя нынче хорошее настроение?

— Естественно. Мне повезло, я выжил. А то, понимаешь, разгуливают тут разные старики с пистолетами в карманах.

— Дети не знают, почему я отвезла их к дедушке с бабушкой.

— Не важно. Я, кстати, тоже.

— Наверное. И почему я вернулась, тоже не понимаешь. — Эмми замолчала, завязывая шнурок на туфле. — Бедный папа, пытается заставить меня верить в принципы, а сам в них сомневается.

— Какая, если будет позволено спросить, муха тебя вчера укусила?

— Ничего особенного, просто это. — Она открыла шифоньер и извлекла пачку презервативов. — Рано или поздно ты должен был их где-нибудь обронить. Не думай, что я специально искала, этим я давно не занимаюсь. Я думала, она уже стара, чтобы рожать, оказывается, нет. Будь добр, убери это куда-нибудь подальше.

— Когда-нибудь ты, может, поймешь, насколько заблуждаешься.

— Да брось ты, — отмахнулась Эмми. — Единственное, что меня интересует, так это зачем ты уговорил папу отправить меня назад. Чтобы все выглядело прилично, так, что ли?

— Да.

— А с чего это ты вдруг так забеспокоился о приличиях? Мог бы жениться на своей подруге, и с приличиями был бы полный порядок. Большие автомобили, ферма с бассейном — чего уж приличнее.

— Слушай, сколько можно, выброси ты Грейс Тейт из своей дурацкой башки.

— Только если ты мне пособишь. Ты можешь поклясться памятью отца, что у вас ничего не было? Ведь память отца — это единственное, чем ты дорожишь. Ну же, поклянись, и моя дурацкая башка освободится от нее.

— Таких клятв я не даю.

— Потому что не можешь, и сам это знаешь, и я знаю, достаточно поглядеть на тебя. Так что пусть уж остается в моей дурацкой башке. Скажи ей, что я разведусь с тобой, но только после смерти отца, не раньше. Иное дело, что он крепок и здоров, так что, может, к тому времени ей захочется кого-нибудь помоложе.

В тот вечер Холлистер встретился с Мэри Кемпер и показал ей открытку, пришедшую с утренней почтой. Она была от Эда Уотчела.

Дорогой Джек,

как бы противно ни было оскорблять своим старческим присутствием сад любви, вынужден сообщить, что в начале или середине сентября я возвращаюсь в Форт-Пенн. А поскольку на сей раз это надолго, если не навсегда, то с сожалением констатирую, что нашей договоренности приходит конец, если ты понимаешь, что я хочу сказать. В ожидании моего приезда можешь продолжать наслаждаться последними деньками. Сердечно твой, Эд.

P.S. Если то, что мне напели, правда, другому участнику предприятия не составит ни малейшего труда обустроить иное прибежище. Я горжусь тем, что ты целишь так высоко и бьешь, извини за нескромность, в яблочко. Помимо того, мне доставляет огромное удовольствие, что смог оказаться полезен. Э.В.