Жажда жить - [191]

— Он был у меня дома. И когда узнал, откуда я и что мы с тобой знакомы…

— Ну?

— Он считает тебя наивной.

— Так оно и есть, если говорить о его штучках.

— О его штучках? — удивилась Конни. — А я-то думала ты ничего не знаешь.

— Узнала.

— Что это была за девица?

— Уж ты узнай. Да и вообще, подумаешь, ну, заговорил он с тобой обо мне ни с того ни с сего…

— Не ни с того ни с сего, но даже если и так, я бы не удивилась. Надеюсь просто, что в Филадельфии тебя с ним кое-кто не видел.

— Правда? А кое-кто это кто?

— Ну, можно сказать, люди из Гринич-Виллидж. Вот они бы ни за что не поверили в твою наивность, если бы часто встречали вас вместе.

— Наплевать мне, во что бы они поверили или не поверили. Уж двое-то точно знают, что я не из этой компании: Оскар и эта дамочка, — отрезала Грейс.

Машина остановилась у входа в дом Шофшталей.

— Заходи, Грейс, — предложила Конни. — От меня позвонишь, подслушивать не буду.

— А ты когда-нибудь… э-э… как бы это сказать, развлекалась с Оскаром и его друзьями?

— Грейс!

— Не виляй. Меня ты все равно не смутишь. Если людям это нравится — вольному воля. Может, я и наивная, но не святая. И не святоша.

— Успокойся, ничего такого не было, и вообще что за наглость — задавать подобные вопросы.

— Так не было?

— Нет.

— А спросила я потому, что ты весь день толковала про выражения лиц и прочее. Именно это, по ее словам, занимало ту приятельницу Оскара.

— Я тут ни при чем.

— Ладно, ладно, умолкни, как говорит Альфред.

— Подумать только, — покачала головой Конни, — сидим мы с тобой в машине перед моим домом в Форт-Пенне, штат Пенсильвания, и толкуем о таких вещах.

— Последнее, пока мы окончательно не сменили тему, — с чего бы это Оскар Стриблинг стал рассказывать совершенно незнакомому человеку о… наших отношениях?

— Ну, о подробностях речи не было, но, конечно, я все сразу поняла, как только он сказал, что ты наивна. К тому же это не совсем незнакомый человек. В такой среде совершенно незнакомых не бывает.

— И это твоя среда, Конни?

— Конечно, нет, зачем ты меня обижаешь? Просто он оказался у меня дома, там были и другие люди вроде него, ну, он и решил, что я тоже принадлежу братству. У них ведь существует нечто вроде братства. Отделения в Бостоне, Чикаго, Кливленде. Все они знают друг друга или хотя бы друг о друге.

— Не понимаю, как можно общаться с такими людьми.

— Не понимаешь? Видишь ли, лицом я не вышла, а они ко мне хорошо относятся, вот мы и общаемся. И еще я богата. Я знаю, что это тоже имеет значение, но не только в деньгах дело. Они уважают меня и приглашают работать вместе, позволяют почувствовать себя нужной, и это лучше, чем загнивать в этом городишке старой девой.

— Лучше гнить здесь.

— Правда? Ну и загнивай. Одно только тебе скажу: мы, мои нью-йоркские друзья и я, никому не причиняем вреда, разве только самим себе, да и то вряд ли. Мы не трогаем невинных детей и жен, не говоря уж о молодых людях с будущим.

— Конни, я, пожалуй, не пойду к тебе, а ты можешь идти, как только будешь готова.

— Спасибо за обед и за то, что подбросили, миссис Тейт. — Конни потянулась к ручке, и шофер, стоявший на тротуаре, открыл ей дверь. Громко так, чтобы ей было слышно, Грейс сказала ему:

— Опустите окно, пожалуйста, что-то душно здесь стало.

Шофер сел на место и потянулся к переговорному устройству:

— Теперь куда, мэм, в «Бостон»?

— Да, пожалуйста.

У входа в магазин была одна телефонная будка, почти всегда пустовавшая, ибо посетители, кому нужно позвонить, как правило, шли внутрь, где стояли в ряд целых шесть. На сей раз она была, правда, занята, но, увидев, что очереди нет, Грейс решила позвонить отсюда. Дверь будки открылась, и оттуда вышла какая-то девушка.

— Добрый день, миссис Тейт.

— Добрый. О, да это Кэтти Гренвилл. Добрый день, как ты? Совсем взрослая стала.

— Мне кажется, вы раньше других поняли, насколько я взрослая, — грустно рассмеялась девушка.

— Да Бог с тобой, Кэтти, я уж давно об этом забыла, надеюсь, и ты тоже.

— А я только что разговаривала с вашим приятелем.

— Да ну? С каким же?

— Угадайте.

— Ладно, хватит, — нетерпеливо махнула рукой Грейс, — телефон свободен?

— Инициалы Р.Б.

— Что-что?

— Инициалы Р. Б., говорю, — повторила девушка.

— Ричард Бартельмесс, — сказала Грейс.

— С каких пор Ричард Бартельмесс стал вашим приятелем?

— Ни с каких, я не знакома с этим джентльменом, просто подумала, что инициалы подходят. Извини, Кэтти, я спешу.

— А никто другой с теми же инициалами вам в голову не приходит?

— Знаешь что, Кэтти, если ты хочешь быть взрослой, то и веди себя как взрослая девушка, а не испорченная девчонка. Мне неинтересно, с кем ты говорила по телефону, а вот твоя мать, думаю, могла бы заинтересоваться. Ступай, объясни ей, кто такой Р.Б.

— Что он был вашим приятелем, миссис Тейт, объяснять ей не нужно, она и так это знает.

— Я рада, что сумела сохранить твой секрет, Кэтти. Ты ведь такая благодарная девчушка. Помнишь, у тебя аппендицит был?

Девушка отошла, и Грейс наконец-то набрала нужный номер.

— Поздравляю! Наконец-то я все прочитала, и мне кажется, это отличная, очень остроумная статья.

— Большое спасибо, — сказал Холлистер. — Только я очень плохо вас слышу.